Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев

философии за своего приняли именно Дионисия Ареопагита, христианского неоплатоника, кто в сочинении своем «О небесной иерархии» божество представил многоярусно – как гору. Идея бесконечности чужда здешнему Космо-Психо-Логосу.

Тут – окоём всего. Небо могло бы быть образом бесконечности, но ведь оно уловлено зубчатостью гор. Море могло бы быть таким образом бесконечности для приморской Грузии, Абхазии (кстати, если посмотреть по карте, Абхазия и Грузия находятся в перпендикулярном друг к другу отношении, как в электромагнитной волне, и они создают особый сюжет грузинской истории). Так вот: море могло бы стать образом бесконечности для приморской Грузии и Абхазии; но последняя чувствует себя скорее как Колхиду, место при-бытия, берег, конец странствия тех же аргонавтов, приход к цели, осуществление, свершение.

Если для русского пространства-времени, как я чувствую, архетипы – это берег, порог и канун, причем берег не как приплытие, а наоборот, как отплытие; порог – не как приход а как выход из дома в путь-дорогу (ибо место Абсолюта на Руси – в Дали, и Бог – вдали, а не наверху)[19]; и канун: душа русского вечно накануне, в ожидании главного события и разрешения всех мучительных проблем, она эсхатологична, а символическим изображением ее может служить геометрический «луч», однонаправленная бесконечность: то в Грузии мы имеем скорее пункт прихода Бытия к своему осуществлению, к цели, свершению. Тут пункт при-бытия, при-сутствия. Тогда как на Руси вечный ток в даль, от-сюда, куда-то. Психокосмос от-бытия. Вечная неудовлетворенность. «Не-присебейность». А в Грузии – самодостаточность.

Теперь перехожу к грузинскому Логосу поближе – и прямо упираюсь в Логос застолья. Тамадизм – философия застолья. То, что совершается за грузинским пиршественным столом, – это совсем не просто насыщение. Это национальная литургия, домашняя церковь. Тамада – это первосвященник. На столе распластана сама Грузия, ее плоды. Происходит таинство пресуществления материи в дух, в логос – речами, великолепными речами. Застольный Логос Грузии продолжает, конечно, традицию Платона: «Пир» – «симпозиум», когда происходило это же пресуществление вещества в дух. В тамадизме происходит евхаристия «Циск-хари» – «дверь в небо», как назвал свой журнал Илья Чавчавадзе. В застолье непрерывно пробивается материя к духу. Раскрывается эта дверь.

Что происходит в застолье? Речи – беспардонное ласкательство. Гиперболическое восхищение. Это тип слова безусловно восточный, не христианский: не подобают человеку такие похвалы. Человек-гость тут играет роль одновременно и агнца жертвенного, и бога. Земной бог! – и каждый поочередно в этой роли выступает. О дурных качествах умалчивают. Человеку преподносится возможный идеал его самого, как бы платоновская идея тебя в наилучшем твоем виде. И получив такое в речах, в застолье, человек и в будни как-то будет подтягиваться, стараться соответствовать этому идеалу.

Русское застолье имеет совершенно иной вектор. Когда собираемся мы, если мало, – так начинается тяга к покаянию, биению себя в грудь, к исповеданию. Если грузинское застолье – это «аллилуйя» = «хвалите Господа», то русское застолье – это «Господи, помилуй!», печалование, покаяние, биение себя в грудь со слезьми. Но это еще вопрос: что лучше воспитывает человека? Говорить ли ему, что он хороший, как говорит Грузия, – или говорить себе, что я плохой, а другой бы меня утешал и говорил бы: «Ну, не совсем уж ты такой плохой, Гоша, ты еще не знаешь, какой я мерзкий бываю!» – и так мы взаимно поочистимся?..

Грузинский Логос моделью своей имеет тост, слово застолья. Это совершенно очевидно в грузинской поэзии. Но так оно и в философском умозрении. Я с большим наслаждением хаживал на лекции Мамардашвили, грузинского философа. Это действительно философ-тамада: он держит перед очами ума некую идею, как икону, и описывает ее так витиевато, красиво, артистически, ходя кругами в слове, применяя все изощрения диалектики. В Москве двух я таких разных противофилософов слушал: Библера и Мамардашвили. И так себе я сформулировал: у одного – талмудизм, у другого – тамадизм.

В философской традиции две главные матки: Платон и Кант. Кант – это рассудочная аналитика, диалектика; Платон – это умозрение. Грузинский Логос склонен к платонизму, умозрению.

Теперь я начну заход к Логосу с другого конца – с языка. Я был поражен в грузинском языке такой категорией глагола, как «кцеба», т. е. «версия». Я немного изучал грузинский и был удивлен в языке субъектно-объектной формой глагола. Это значит, что не просто «пишу», не просто «я пишу», но «я пишу лекцию для тебя». Особая форма, которая учитывает косвенный объект: «пишу тебе», «шью платье – для тебя». Здесь воплощена идея взаимности и возврата. Субъект зависит от объекта. Это есть хоровой, общинный Логос. И в этом мне увиделось что-то очень философически важное. То, что резко разрубил европеизм: «Я» и «He-Я», субъект и объект, и никак из этой оппозиции не может выйти, – здесь же гармония и имеется способ мыслить Единство Целого. Это подтверждает ту мою интуицию, что грузинство располагается как бы в Бытии, в центре Целого, в Космосе совершения, и поэтому никуда не торопится от себя: переходить и трансцендировать…

Еще это и в такой черте грузинского глагола, как его «полиперсонализм», т. е. многоличностность, – сказывается. Не просто множественное число «мы», где снивелированы всякие «я», «ты», «он», – а встречность лиц и душ в одном действии, их взаимосоотнесенность, увязка. Такое многоличие глагола должно иметь глубокие субстанциальные корни в национальной сути грузинства, образует важнейшую черту Логоса. Нет такой жесткой, резкой тяги у грузина обособиться в чистый субъект, стать личностью, стать абсолютно свободной личностью.

Это, между прочим, важнейший момент для прозы и мышления. Главный вопрос для Грузии – развитие личности, а отсюда – и личностного сознания и рефлексии, чем и рождается проза. Я вижу, что здесь нет европейской тяги стать абсолютно свободной личностью, потому что личность грузина связана с родом; и самый свободный из известных мне образов, Дата Туташхиа, весь – в перекрестных отношениях, считаниях, ориентировках на людей: как бы не принесть зло своим, пусть и нравственным вмешательством в ситуацию, которая всегда ведь многоперсональна, не учитываема в своих причинах и последствиях, но каждая ситуация хороша по составу и сути, так что лучше и не вмешиваться…

Хочу обратить внимание на отсутствие родов в грузинском языке. Что это значит? Дело лингвиста и науки – как это появилось. Но что бы это могло значить? – дело мыслителя. Еще и в английском языке, мы знаем, стерты историей родовые различия: нет ведь ярого Эроса в Космосе Англии – андрогинен Альбион. Напротив, в семитских языках, в древнееврейском, например, столь резкое расчленение всего поля языка на полы, что и глагол весь генитален – мощен тут Эрос и