Правосудие в современной России. Том 2 - Екатерина Владимировна Михайлова

свидетелей, подозреваемых и обвиняемых; заключение и показания эксперта; иные документы; заключение и показания специалиста (рис. 6). При этом отметим, что по каждому уголовному делу в доказывании, конечно же, использовалась совокупность перечисленных видов доказательств, а не каждое из них по отдельности.

Рис. 6. Структура доказательств по уголовным делам о киберпреступлениях

Начнем с того, что одним из проблемных вопросов является установление места совершения преступления, поскольку это имеет значение: во-первых, в качестве обстоятельства, подлежащего доказыванию в силу п. 1 ч. 1 ст. 73 УПК РФ, во-вторых, для определения места производства предварительного расследования согласно ст. 152 УПК РФ, в-третьих, для определения территориальной подсудности уголовного дела в соответствии со ст. 32 УПК РФ.

Согласно общему правилу производство предварительного расследования и судебного рассмотрения по уголовному делу осуществляется по месту совершения преступления (ч. 1 ст. 32 и ч. 1 ст. 152 УПК РФ). При этом законодателем предусмотрены особые правила определения места производства предварительного расследования и территориальной подсудности для случаев начала деяния в одном месте и завершения — в другом, при его совершении вне пределов Российской Федерации, при множественности преступлений, а также по месту нахождения обвиняемого (подсудимого) либо большинства свидетелей.

Однако для киберпреступлений характерна территориальная разрозненность места нахождения преступника и потерпевшего, места осуществления действий, составляющих основу объективной стороны деяния, и наступления преступных последствий, а в целом — существенная территориальная распределенность механизма преступного деяния. В этой связи Пленум ВС РФ в п. 19 своего постановления от 15.12.2022 № 37 рекомендовал считать местом совершения таких преступлений место совершения преступником действий, входящих в объективную сторону состава преступного деяния. В качестве примера в этом постановлении приведены публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, для которых местом их совершения определена территория, на которой преступником использовалось компьютерное устройство для направления другому лицу электронного сообщения с такими призывами, независимо от места нахождения другого лица, либо использовалось средство вычислительной техники для размещения в Интернете такой информации. Какие-либо специальные правила определения территориальной подсудности уголовных дел о киберпреступлениях в иных постановлениях Пленума ВС РФ, например о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности[472] или о преступлениях в сфере незаконного оборота наркотиков и психотропных веществ[473], отсутствуют. Относительно кражи денежных средств с банковского счета потерпевшего или электронных денежных средств, однако не привязывая эти действия к использованию информационно-телекоммуникационной сети, Верховный Суд РФ предписал определять территориальную подсудность уголовного дела по месту совершения лицом действий, направленных не незаконное изъятие денежных средств (место, в котором преступник снимает денежные средства через банкомат или осуществляет путем безналичных расчетов оплату товаров либо перевод денежных средств на другой счет)[474].

Проведенный нами анализ правоприменительной практики в этой части показал, что вопрос определения места совершения киберпреступлений, а соответственно, места производства предварительного расследования по уголовному делу о них и судебного рассмотрения уголовных дел о таких деяниях решается по-разному.

Например, проживающий и находящийся в г. Каменск-Уральский Свердловской области П. с использованием информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» совершил девять эпизодов преступлений, предусмотренных п. «б» ч. 3 ст. 242 УК РФ, и 22 эпизода преступлений, предусмотренных п. «г» ч. 2 ст. 242.1 УК РФ, в отношении несовершеннолетней, проживающей и находящейся на территории г. Москвы. Так, он приобрел у неустановленного распространителя фотографии порнографического содержания, на которые с помощью компьютерной программы — фоторедактора поместил изображение головы потерпевшей, впоследствии распространенные как ей самой, так и другим пользователям социальной сети «ВКонтакте», находящихся в Москве, Московской области, Самарской области и Итальянской Республике. Уголовное дело возбуждено и предварительное расследование по нему проводилось следственным управлением по Северо-Западному административному округу Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по г. Москве, а рассмотрено по существу с вынесением обвинительного приговора Хорошевским районным судом г. Москвы по месту жительства потерпевшей[475].

По другому уголовному делу установлено, что, находясь на территории г. Майкопа Республики Адыгея, г. с использованием информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» совершил шесть преступлений, предусмотренных п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ, такое же количество преступлений, предусмотренных п. «б» ч. 3 ст. 242 УК РФ, и три преступления, предусмотренные ст. 135 УК РФ. Потерпевшими от его преступных действий стали девять девочек в возрасте от девяти до 14 лет, проживающих в различных субъектах Российской Федерации за пределами Республики Адыгея (республики Татарстан и Крым, Приморский край, Иркутская, Московская, Самарская, Свердловская и Томская области). Производство предварительного расследования уголовного дело по его обвинению осуществлялось следственным отделом по г. Майкопу следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Республике Адыгея, рассмотрено по существу с вынесением обвинительного приговора Майкопским городским судом Республики Адыгея[476].

Имеют также место сложности доказывания и установления конкретных физических лиц, причастных к совершению преступлений с использованием средств вычислительной техники (смартфона, простого кнопочного телефона, компьютера). При этом нередко следователи и оперативные сотрудники сталкиваются с проблемой доказывания связи места обнаружения использованного для совершения преступления средства вычислительной техники и собственно последнего с конкретным пользователем — исполнителем преступного деяния. Подобная проблема, как правило, возникает при отказе подозреваемого (обвиняемого) от дачи показаний об обстоятельствах совершенного преступления, в ситуациях, когда к такому средству вычислительной техники имели доступ несколько лиц, а также при его утрате пользователем[477]. В судебной стадии производства по уголовному делу такие сложности доказывания причастности конкретного лица к совершению киберпреступления иногда возникают при отказе подсудимого от ранее данных показаний и недостаточной совокупности иных доказательств, подтверждающих его виновность.

Поскольку киберпреступления нередко совершаются групповым способом (как правило, группой лиц по предварительному сговору и организованной группой, а также преступным сообществом) важное значение имеет установление всех соучастников таких преступных объединений, роли каждого из них в совершенном деянии, доказывание наличия всех признаков конкретной формы соучастия согласно ст. 35 УК РФ. Однако в правоприменении возникают сложности доказывания факта совершения конкретных киберпреступлений организованной группой (преступным сообществом), практика их квалификации как совершенных организованной группой (преступным сообществом) складывается не единообразно, причем даже в одних и тех же судах. Отметим, что принятие судом решения об исключения из обвинения подсудимого признака «организованная группа» имеет место почти по каждому третьему уголовному делу о преступлениях такой категории.

Например, по уголовному делу по обвинению Е., С. и Д. по ч. 2 ст. 273, ч. 3 ст. 272, ч. 3 ст. 183, ч. 4 ст. 159.6 УК РФ с вмененным органом следствия признаком совершения деяний организованной группой суд не согласился и действия подсудимых переквалифицировал на совершенные группой лиц по предварительному сговору. Как установлено судом указанные лица в соучастии