Компания, которую я держу. Моя жизнь в мире красоты - Leonard A. Lauder

де Кунинга за 19 800 долларов, "Солнечный свет на втором этаже" Эдварда Хоппера за 12 500 долларов и "Суп Campbell's Soup 1" Энди Уорхола за 450 долларов. 2 450 долларов! За этот период "Друзья" принесли столько работ Уорхола, что Ллойд Гудрич, который был директором с 1958 по 1968 год, заявил: "Если еще хоть один Уорхол появится без моего одобрения, я уйду в отставку!"

Это было захватывающее зрелище. Просто чтобы представить это в перспективе: Однажды, когда я еще жил с родителями до свадьбы, я зашел в галерею Лео Кастелли, эпицентр современного искусства, которая тогда находилась через дорогу от дома моих родителей. Там была выставка картин нового художника по имени Джаспер Джонс. Я спросил представителя галереи: "Сколько стоит эта?". Он ответил: "О, сэр, эта продана". Я указал на другую картину. "Она тоже продана". После третьей он сказал: "Сэр, они все проданы". Я спросил, будет ли у меня когда-нибудь возможность купить одну из них. Он ответил: "Мы запишем вас в лист ожидания". Лео, пусть ты покоишься с миром, но я все еще жду, когда появится мое имя.

Позже я понял, что мне не разрешили покупать у Кастелли, потому что я не входил в высшую лигу коллекционеров. Но даже несмотря на ограниченные средства, я чувствовал себя желанным гостем в Уитни. В конце концов меня пригласили войти в комитет по закупкам, на что я с радостью согласился, а в 1977 году я стал членом попечительского совета.

 

БИТВА ЗА АУТСАЙДЕРОВ

Меня часто спрашивают: "Почему вы стали членом правления Уитни, если вы коллекционируете кубизм?". Ответ может показаться элементарным, но мне казалось, что если я войду в совет директоров MoMA или Метрополитен-музея, то буду самой маленькой рыбкой в очень большом пруду. Правление Уитни, с другой стороны, было маленьким. Мне нравилась идея быть игроком в команде аутсайдеров.

И я верил, что смогу изменить ситуацию.

О музее можно судить по силе его коллекции. Когда я присоединился к совету директоров, я поставил перед собой задачу укрепить коллекцию Уитни и найти способы побудить людей дарить свое искусство музею, а не продавать его на аукционе. Моя цель состояла в том, чтобы помочь превратить Уитни из небольшого семейного музея в крупное общественное учреждение, из местной художественной коллекции в коллекцию с мировым именем: переключить его внимание с завещаний на активные пожертвования живых дарителей.

Вскоре после того, как я присоединился к комитету по закупкам, перед нами встала задача приобрести шедевральную картину Фрэнка Стеллы Die Fahne Hoch! (Держите флаг высоко!). Юджин и Барбара Шварц, известные коллекционеры современного американского искусства, хотели предложить ее Уитни в качестве совместного дара и продажи. В то время картина оценивалась в 150 000 долларов. Шварцы согласились отдать нам 50 процентов собственности, если мы заплатим им 75 000 долларов. Сегодня в это трудно поверить, но мы просто не смогли собрать деньги.

В конце концов мы собрали консорциум из пятнадцати человек, которые внесли по 5 000 долларов. Настенная этикетка выглядит как телефонная книга Манхэттена - очень длинный список имен. Это не создавало впечатления, что мы являемся тяжелой добычей в мире искусства.

Вскоре после этого я пригласил Тома Армстронга, директора Уитни, на обед. Я сказал: "Том, собрать 1 миллион долларов гораздо проще, чем собрать эти меньшие суммы. Какую американскую картину вы знаете, которая стоит 1 миллион долларов?"

Он даже не колебался. "Три флага" Джаспера Джонса.

Ни одна американская картина не продавалась за 1 миллион долларов - никогда. Купив ее, мы могли бы вывести Уитни в новую лигу - не малую, а большую. Том согласился. Я сказал: "Хорошо, давайте сделаем это".

Картина принадлежала Бертону и Эмили Тремейн. Они хотели продать ее за 1 миллион долларов, но первый же арт-дилер, к которому они обратились, - тот, что продал им картину, - потребовал 10-процентную комиссию, которую они не хотели платить. Что же делать? Мне позвонил мой друг Арне Глимшер, владелец галереи Pace, и сказал, что он возьмет на себя переговоры за бесценок.

Мы отправились на скачки.

Мы создали консорциум из пяти друзей и попечителей, которые внесли бы по 150 000 долларов. Еще 100 000 долларов поступили бы от более мелких доноров. Но нам все еще не хватало последних 150 000 долларов. Том полетел в Детройт, чтобы встретиться с Альфредом Таубманом, который был новым членом совета директоров Уитни и позже купил Sotheby's. И в самый ответственный момент у него развязался язык. Он похвалил убранство офиса Эла и его коллекцию произведений искусства, но не смог придумать, как попросить, потому что "джентльмены не просят денег у других джентльменов".

В конце визита Эл проводил Тома до лифта. Он обнял его за плечи и сказал: "Том, ты проделал весь этот путь в Детройт не только для того, чтобы рассказать мне, как хорош мой офис. Что у тебя на уме?" Том ответил: "Мне нужно 150 000 долларов, чтобы купить "Три флага" Джаспера Джонса". И Эл сказал: "Договорились".

Сообщение о приобретении появилось на первой полосе газеты The New York Times. Одним махом будущее музея было изменено. Три флага" вывели Уитни на первый план. Это по-прежнему наша икона. Это наша Мона Лиза.

Сегодня она бесценна. И она открыла ворота для семи тысяч произведений искусства, которые впоследствии были переданы в дар Уитни.

 

ОБНОВЛЕНИЕ НАШЕЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

В 1980-х годах Уитни приступил к реализации проекта по расширению своего здания. Музей привлек Майкла Грейвса, всемирно известного архитектора. Он предложил построить надстройку площадью 134 000 квадратных футов над культовым зданием Бройера. 3 Я опасался, что это вызовет проблемы, и так оно и случилось. Дискуссии продолжались и продолжались в череде бурных публичных ссор. К тому моменту, когда проект был отклонен Комиссией по достопримечательностям Нью-Йорка, споры вызвали вопросы об определяющей идентичности музея и увенчались уходом Тома Армстронга, любимого директора, и уходом президента - и все это в течение нескольких коротких месяцев. В результате этих потрясений я оказался в незавидном положении, когда меня попросили стать президентом музея.

Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что это были самые мрачные дни для Уитни, которые сильно отбросили нас назад. Многие арт-диллеры считали, что Уитни уже никогда не будет прежним. Я приглашал их на обед одного за другим, чтобы убедить их в том, что у нас есть светлое будущее. Я также проводил много времени с членами нашего совета директоров. Это отнимало время от работы в Estée Lauder, но я чувствовал, что сохранить Уитни крайне важно.

Как мы можем заглянуть в будущее после провала проекта Майкла Грейвса? Как отвлечь всех