Марш! Марш! Люди и лошади в наполеоновских войнах - Мурат Магометович Куриев

Состояние конского состава иначе как ужасным не назовешь. Много лошадей пострадало от пожара. С фуражом большие проблемы, и лошади, возможно, первые, кто начал страдать от перепада температур. Казалось бы, лошадь животное сильное, по крайней мере внешне, но они очень подвержены простудным заболеваниям и часто погибают от них. Особенно ослабленные и не получающие надлежащего ухода. В Москве у них было все для того, чтобы умереть. Удивительно, но у генералитета сохранялось довольно благодушное настроение, да и погода пока стояла хорошая.

Мюрат, находившийся «в поле», вроде бы бил тревогу. Сообщал о том, что фуража категорически не хватает, а в попытках добыть его кавалеристы неаполитанского короля часто попадают в плен. При этом он исправно доносил императору и о том, что «русская армия деморализована и дезорганизована». Провести доверчивого Мюрата легко, Наполеон это прекрасно знал, но он хотел верить в то… во что не хотел верить. На какое-то время император удалил от себя Коленкура, еще во Франции предупреждавшего Наполеона. Коленкур получал информацию от тех, с кем император продолжал общаться.

«В кругу приближенных император говорил, действовал и распоряжался, исходя из предположения, что он останется в Москве, и притом с такой последовательностью, что даже лица, пользовавшиеся его наибольшим доверием, в течение некоторого времени не сомневались в этом… Видя, что осень приближается к концу, а никаких приготовлений к отъезду не делается, я в конце концов тоже стал сомневаться в добровольной эвакуации Москвы. Мне казалось невозможным, чтобы император мог думать об отступлении во время морозов, тем паче что не было принято никаких предосторожностей для того, чтобы уберечь людей от холода, а также для того, чтобы лошади могли передвигаться по льду…»

Меж тем дальновидные люди активно покупали на стихийных рынках то, что могло пригодиться зимой, в особенности теплые одеяла и меха. Как раз шуб и других меховых изделий было в достатке. Видимо, русские что-то знали о своей зиме. Но погода пока такая, что Наполеон повторял: «Да здесь теплее, чем в Фонтенбло!» 3 октября вызвал Коленкура и предложил ему поехать в Петербург, на переговоры с Александром I. Коленкур заявил, что все переговоры с русскими сейчас бессмысленны.

А что имело смысл? Он медлил с принятием важнейшего решения. Как раз в те дни Наполеон сказал Сегюру: «Ах, разве я не знаю, что Москва в военном отношении ничего не стоит!

Но Москва и не является военной позицией, это позиция политическая. Меня считают там генералом, а между тем я остаюсь там только императором! В политике никогда не надо отступать, никогда не надо возвращаться назад, нельзя сознаваться в своей ошибке, потому что от этого теряется уважение, и если уж ошибся, то надо настаивать на своем, потому что это придает правоту!»

Борьба «генерала с императором» дорого обойдется Великой армии, которая была уже совсем не велика. Вместо Коленкура к русским отправился Лористон – и вернулся ни с чем. Тогда Наполеон снова вызвал Коленкура и теперь разговаривал с ним вполне благосклонно. Смелый и принципиальный Коленкур снова заговорил о грядущих «трудностях». Император попросил его пояснить.

«– Прежде всего, государь, – ответил я, – большим затруднением будет зима, затем недостаток складов, лошадей для вашей артиллерии, транспортных средств для больных и раненых, плохое состояние одежды ваших солдат. Для каждого потребуется тулуп, меховые перчатки, шапка, закрывающая уши, длинные чулки и сапоги, чтобы они не отморозили себе ног. Ничего этого у вас нет. Для лошадей не заготовлены подковы с шипами. Как они потащат артиллерийские орудия? Я мог бы до бесконечности говорить на эту тему перед вашим величеством. Потом перерыв наших коммуникаций. Пока еще погода хороша, но что будет через две недели или месяц, а может быть, и раньше?

Император слушал меня. Я видел его нетерпение, но все же он позволил мне говорить. Мои замечания, основанные на предположении о нашем отступлении, рассердили его, по-видимому, не меньше, чем слова “усыпить” и “затруднения”, причем особенно он был недоволен тем, что я проник в его мысли. Потом он сказал:

– Значит, вы думаете, что я покину Москву?

– Да, государь.

– Это еще не наверное. Нигде мне не будет лучше, чем в Москве».

Еще 1 октября маршал Бертье, по приказу ли Наполеона или по собственной инициативе, распорядился создать мастерские, которые в том числе должны были делать «зимние подковы» для лошадей. Процесс затянулся, сделать почти ничего не успели. 19 октября 1812 года Наполеон покинет Москву, на Эмире, напоследок распорядившись взорвать Кремль. И кого он обзывал «скифами»?!

Глава третья

Москва – Березина

Снова та самая беседа Наполеона с Коленкуром. О погоде они заговорили в конце, а не в начале.

«– Зима не начинает свирепствовать сразу в течение 24 часов, – сказал он. – Мы не так привыкли к здешнему климату, как русские, но, по существу, мы здоровее их. В сущности, осень еще не прошла, и будет много хороших дней, прежде чем наступит зима.

– Не верьте в это, государь, – ответил я. – Зима ворвется внезапно, как бомба, и при том состоянии, в котором находится армия, ничего не может быть страшнее».

Когда солдаты Великой армии впервые увидели снег? Считается, что 27 сентября. Выпало совсем немного, он быстро сошел. Кто-то радовался, ведь многие видели снег впервые в жизни. Настоящий снег они увидят еще не скоро. Из Москвы уходили с большим энтузиазмом и хорошо нагруженные. Даже перегруженные, причем и армия, и солдаты.

Из руин Москвы выдвигалась процессия, которая растянется примерно на шесть километров. Кареты, повозки, телеги… Шум, крики, проклятья… Москву покидали не только солдаты, но и те, кто боялся остаться, причины нашлись у большого числа людей. Офицеры двинулись в путь с привычным комфортом. Жан-Клод Дамамм в своей книге приводит пример одного из офицеров Бертье, то есть Генерального штаба: «…Вел с собой пять оседланных лошадей; одну карету, запряженную тройкой лошадей; одну фуру с бумагами и картами Генерального штаба, которую волокли четыре лошади; походную кухню для его помощников и слуг; три повозки для прислуги и поваров, а также для запасов овса, сахара, кофе, муки плюс несколько охапок сена… в целом шесть экипажей и двадцать пять лошадиных сил…»

А сколько лошадей обслуживало Наполеона? Считается, что несколько сотен. Немало, но ведь им приходилось перевозить много грузов, палаточное оборудование, разного рода запасы и даже книги. Разумеется, император передвигался не с этим гигантским обозом. Существовал заведенный