Свора певчих - Даша Игоревна Пар

Глава 24. Подготовка к концу света

Её хватали за руки, тянули вниз как тряпичную игрушку, вырывая друг у друга из рук, словно её кости из резины сделанные, а тельце тягучее и пластичное, как у цирковой акробатки, способной сделать «Але оп»! И под крышу взвиться, ничуть не ощущая сопротивления их притяжения. Она была слабой, почти скупой на эмоции, варёный рак и тот больше кричит от пламени над конфоркой, но что есть крик, когда ты видишь всё так ясно, как сквозь тонкое стекло, и не выходишь на сцену только оттого, что безумно боишься летать?

Она боялась, и позволяла им утаскивать себя всё глубже в грязь, в топкое болото, склизкое до противной стяжки кожи, до беззвучия, только бульканье газов на поверхности, а всё кругом – масляно-чёрное, тёмное, как темень, что создаёт морликаев. Да, именно к ним она и занырнула, спасаясь от тягучего зова из башен, что провалами вместо окон таращатся на неё, нетерпеливо подзывая – ну же, ползи, топчись по грязи, но приди ко мне, явись как птичка, услышавшая материнский зов! Ты должна прийти, не сможешь устоять, чтобы не заглянуть в тронный зал и не увидеть…

За запястье её вытащили наверх, в шоке открывающую рот, вновь вспомнившую, что она может дышать. Что не какая-то там бессловесная рыба, а живая, дышащая сущность, испуганная той явью, что скрывается на дне.

Бросив улов на берег болота, мальчишка сорвал осоку и сунул в рот, легкомысленно напевая какой-то тягучий мотивчик вроде триумфальной пляски смерти, что так задорно вертелась в голове. А она никак не могла отдышаться, а как удалось, сказала:

– Там зеркало. Что сверху, то и снизу. От зова не уйти.

– Не будь ты такой резвой, услышала бы об этом до нырка. Но ты ж не утерпела, дурочка мелкая. Теперь ещё и они за тобой хвостом пойдут. Учуют родное болото и поползут на зов. Отметины на себя поставила. От пятен вовек не отмоешься!

Она смотрит на грязные руки и принимается тереть их до красноты, валяясь в земле и жухлой траве.

– Что смотришь? Помоги! Где здесь чистая вода?

Соломенные волосёнки на голове мальчишки так и встали дыбом от постановки вопроса.

– Однако! – воскликнул он, поднимаясь. По его лицу как рябь прошла, оставляя оспинки, чем обезобразив светлый лик мальчугана. А он и не заметил. Ему всё равно. – В неживом живое найти? Вот и загадка! А то всё по своим сказкам ходите, ищите что-то знакомое. Никак не докумекаете, что сон – не сон. А явь – не явь. Живое и мёртвое – одно и тоже.

– Ещё скажи, смерть – не есть конец! – проворчала Реми, откидываясь на спину и упираясь взглядом в тоскливо-серое небо. А оно как упало вниз, раскрываясь чёрным одеялом с тысячью блестящих дырок в зелёном шарфе из сияний, мечущихся то туда, то сюда.

– А вот и скажу, да кто ж мне поверит? – он протянул руку и совсем не по-детски подхватил её, помогая подняться.

А затем деловито принялся отряхивать её одежду и грязь, как глина, отваливалась под его руками, а кожа возвращала здоровый, розовый цвет. Сморщив нос, скептически оглядел девушку, и проворчал:

– Не всё под силу, коли сама так захотела. Пятнышки останутся. Меченой ходить будешь. Правда метки углядят только зрячие, так что за себя не бойся.

– Может, скажешь, кто ты такой? – она удивлённо рассматривает руки, глядит на открытую шею и чистые, только чуть песком припорошённые платья и ботинки.

– Зови Волшиком. Мне нравится, как это имя на языке сидит, – он щербато улыбнулся, оглядываясь на замок. – Так и не хочешь идти?

– А остальные в пути?

– Это не соревнование, – почему-то обиженно ответил Волшик.

Реми огляделась. С момента как она нырнула в трясину морликайскую, окружающий пейзаж сильно изменился. Если до нырка всё как на последнем издыхании держалось, тускло и уныло, то теперь скрюченные деревья редколесья набухли почками, местами свежими побегами фиолетовых и синих листьев, земля прямо на глазах укрывалась толстым ковром лишайника и мха самых немыслимых оттенков лазури и изумрудов, аквамариновых тонов и лиловых всплесков.

Воздух пьянил как будто поджарили зефир на костре и сверху мёдом полили. Небо, расцветавшее далёкими сияниями, теперь сощурилось до сумерек, и над горизонтом, где прежде царили красные всполохи и грозовые вспышки, висело мягко-розовое солнце, готовясь то ли подняться, то ли вновь укатиться за горизонт.

А какие здесь были цветы! О, они раскрывались как чашечки, как верёвочки и свёрнутые трубочки, от малейшего прикосновения отправляя вверх корзинки, полные спор и соцветий. Пригнувшись, Реми увидела, как быстро цветы переходят от тонкого, салатного ростка до полноценного бутона, внутри которого будто разлилась акварель, так сочно сплетались оттенки розовых и сиреневых тонов.

– Что происходит?

– Жадность, вот что, – пробурчал Волшик, опускаясь на коленки и безжалостно сдавливая в руке один из цветков. – Объедаловка такая, что и поделиться – кощунство! Избалованные дети!

– Волшик. А кто ты такой? Что это за место? Почему я здесь?

Он оскалился, демонстрируя острые зубки, его лицо расширилось, как морок тенью раскрывшийся. Моргнёшь и вроде вновь всего лишь маленький мальчик стоит на одной ножке, другую назад изогнув. И будто не было ничего. А должно было быть?

– Уходи, – улыбаясь широко, сказал он. – Раз так не нравится, то поди прочь!

– Да я бы с радостью! Но не могу! – в бессилии простонала Реми, вновь ощущая призыв из замка.

Теперь он выглядел совсем чётко, будто зрение обострилось до предела. Только глянешь в ту сторону, как здание всеми кирпичиками, всеми камешками так и встаёт перед глазами, маняще приглашая в путь, словно на конце обещая исполнение самого вкусного и отчаянного желания.

– Неа! – помотав пальцем перед девушкой и притопнув ногой, прикрикнул малец. – Ты здесь как дома себя чувствуешь, просто не признаёшься, в отличии от остальных. Так и вали, раз такая дурная! У меня теперь полно друзей!

Она только брови нахмурила, да рот раскрыла, когда он с недетской силой толкнул её вперёд и она ухнула обратно в постель, выныривая наружу под удивлённый взгляд прибежавшей на крик женщины.

* * *

Инга прикладывала к разгорячённому лицу Реми смоченное водой полотенце, а Рене, сидевший рядом, передавал травяную настойку, всё пытаясь успокоить. Что же ей снилось? Что, чёрт побери, происходит в её снах, что она успевает только ухватиться за лоскутные обрывки, пытаясь вытянуть их наружу, но в итоге остаётся с жалкими клочками подобия