Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова

– Антон, ты же знаешь, что здесь поработали цензоры, но Станиславский все равно старается, чтобы это читалось вторым планом. Подожди. Ведь роль Качаловым только намечается!

– Все равно, надо было как-то… – удрученно произнес автор. – Сцену Шарлотты с Фирсом, между прочим, Станиславский сам сократил, без всяких цензоров…

– Так ведь ты разрешил! Эта сцена действительно утяжеляла пьесу и была лишней.

– Не уверен. В этой сцене были эпизоды из их жизни, а теперь… Теперь совсем непонятно, откуда взялись эти два совершенно одиноких человека, кто они… Одно утешение, что скоро к работе вплотную приступит Немирович. Я на него уповаю.

Когда Чехов пришел на очередную репетицию, то в перерыве актеры обступили его.

– Антон Павлович, а можно я надену зеленый галстук? – прорвалась первой со своим вопросом Муратова, исполнительница роли Шарлотты.

– Можно, – ответил автор, с недоумением взглянув на нее. – Можно, но не нужно.

– Антон Павлович, а как мне надо сыграть Яшу? – выскочил молодой актер.

– Хорошо! – коротко ответил автор.

Все захихикали. Актер тихо ретировался за спины товарищей, а Чехов, оглядев всех, остановил свой взгляд на актере Леонидове, исполнителе роли Лопахина.

– А вот вам, Леонид Миронович, – сказал он, – не следует кричать. Лопахин – богатый человек, а богатые люди не кричат.

– Вы не правы, – возразил актер Леонидов. – Вот Станиславский, например, играет Гаева. Дворянина. Вот он кричать не будет, что бы ни произошло. У него воспитание такое. Он хоть и беден, но благороден! А мой Лопахин другой. Он выходец из крепостных. Он не приучен сдерживать эмоции. Он открыт!

Леонид Леонидов, настоящая фамилия которого была Вольфензон, только недавно влился в труппу театра. Уроженец города Одессы, он успел поработать в театрах нескольких городов, пока не попал в Москву в театр Корша. Вот здесь-то и заприметил его Немирович-Данченко. Молодому актеру, обладающему мощным темпераментом для трагического амплуа, после блистательно сыгранной им роли Васьки Пепла в «На дне» прочили успешное будущее в Художественном театре.

– Наверно, мне лучше вообще не ходить на репетиции, – сказал Чехов, возвращаясь вместе с женой домой. – Когда я писал, я выписывал определенные характеры. Когда вы разбираете роли, вы превращаете моих людей совсем в других персонажей. Я нервничаю. Немирович сегодня мне даже сказал, что я только мешаю своим присутствием и замечаниями.

– Знаешь, наверно, будет лучше тебе и вправду не приходить, – согласилась Ольга. – Пьеса выписана прекрасно. Доверься режиссерам.

Антона Павловича охватила тоска от своей ненужности в понимании своей же пьесы. Больше Чехов в театре не появлялся.

Репетиции продолжались, но теперь уже начались разногласия в решении спектакля между Станиславским и Немировичем. Разногласия эти достигли такого масштаба, что они даже стали писать друг другу письма, уже не в силах объясняться устно. Послания в этом случае были более удобны, так как каждый из них твердо знал, что ему дадут высказаться до конца, а не прервут на полуслове.

Глава двадцать третья

Антон Павлович впервые за много лет встречал Рождество в Москве. Зная о том, что сын собирается в Москву на всю зиму, Евгения Яковлевна еще в начале ноября тоже покинула Ялту и уехала в сопровождении своей горничной Насти в Москву к дочери и невестке, оставив сына в Крыму одного, но после его приезда в Москву перебралась на квартиру к сыну Ивану, а ближе к Рождеству отправилась навестить сыновей Мишу и Сашу в Петербург. Маша также впервые осталась на Рождество в Москве. А зачем ей было ехать в Ялту? Ведь дом-то был пуст!

В гостиной поставили елку, кухарка наготовила много всяких вкусностей. К Ольге приехала мать, оказавшаяся в одиночестве после отъезда Володи с женой в Берлин, изъявил желание провести Рождество с другом детства и Вишневский. Больше никого на праздник звать не стали.

Ровно в двенадцать часов зажгли елку.

– Антонка! Тебе разрешается сегодня выпить вина, – объявила Ольга. – Александр Леонидович, налейте своему школьному товарищу.

– Спасибо, дорогая женушка, за твою невероятную щедрость, – поднял бокал Чехов. – Давненько не баловался я столь вожделенным напитком.

После ужина Чехов с удовольствием послушал романс «Утро туманное, утро седое..» в исполнении жены и тещи, затем полюбовался на Машу, Ольгу и Вишневского, отплясывающих русскую, которую мастерски исполнила на рояле Анна Ивановна, и вволю посмеялся над рассказом Ольги о приезде Яворской со своей труппой из Петербурга в Москву и ее приходе на спектакль «Юлий Цезарь». Причем Ольга так точно копировала Яворскую, слегка утрируя ее картинные изломанные жесты, что все хохотали до слез.

– Милая моя! – изображала Яворскую Ольга. – Какой ужас! Немирович со Станиславским превратили вас в статистку! Переходите ко мне. В моем театре к вам будут относиться с должным уважением. Вы у меня будете примой!

– Так она и уступит тебе свои роли, – хохотала Маша, хорошо знавшая Яворскую еще в ту пору, когда та осаждала своим вниманием Антона. – Ведь она играет все то же, что и ты в чеховских пьесах. Эх, Книпшиц, надо было ее разыграть и согласиться!

– Действительно, – поддержал Машу Вишневский. – Вот интересно было бы посмотреть, как она отреагировала бы!

– Упала бы в обморок от страха, – хохотала Маша.

– Ну так предлагаю всем выпить за здоровье Яворской, – произнес Вишневский, наливая в бокалы вина, – а то, боюсь, ее, бедную, надо спасать, так ей сейчас икается.

Около двух часов ночи Антон Павлович изъявил желание пойти спать.

– Устал? – спросила Ольга.

– Немного.

– Но мы тут еще покуролесим? – спросила она.

– Конечно. Веселитесь.

Ольга с Машей проводили Вишневского около пяти утра, уложили Анну Ивановну в кабинете Антона и сами отправились спать.

На кухне горничная Маня еще мыла посуду, а ее ухажер Саша тихонько пел ей под балалайку что-то про любовь. Маня родила от него уже двоих малышей, каждый раз отправляя их после родов в деревню к своей матери, но ухажер так еще и не созрел до того, чтобы сделать ей предложение. Ольга с Машей в ее личную жизнь не вмешивались, жалели и с работы не гнали.

⁂

По вечерам, когда у Ольги не было спектакля, она часто уезжала на какой-нибудь рождественский благотворительный вечер. За ней заезжал Немирович во фраке, пахнувший сигарами и дорогим одеколоном, а она, красивая и полная сил, благоухая духами, обнимала мужа и сетовала:

– Как жаль, милый, что ты не можешь ехать с нами.

– Ольга будет сегодня играть сцену из «Дяди Вани» со Станиславским, – докладывал Немирович, – а я прочту первый акт твоей новой пьесы. Интерес к