Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

Смольном, Николаев не желал узнавать Сталина, пока ему не показали рядом с живым вождем его официальный портрет.) Когда Николаева сажали в автомобиль, ожидавший на улице, Николаев якобы крикнул, обращаясь к прохожим: «Запомните меня — я убийца! Пусть люди знают, кто убил Кирова!»[1424]

Прощание

Открытый гроб с телом Кирова 2 декабря был на два дня выставлен для желающих попрощаться с ним в вестибюле бывшего Таврического дворца. Дань уважения покойному выразили его вдова, должностные лица из Ленинграда и Москвы, а также делегации рабочих из обеих столиц. У многих лились слезы. Поначалу «Правда» (02.12) обвинила в гибели Кирова «врагов рабочего класса и советской власти, белогвардейцев». На следующий день газета объявила убийцей Николаева, назвав его бывшим служащим рабоче-крестьянской инспекции и умолчав, что он был членом партии и работал в партийном комитете[1425]. НКВД разрабатывал версию о заграничном следе: Николаев несколько раз посещал немецкое консульство и один раз — латвийское. По его показаниям, он нашел их номера в телефонной книге и надеялся познакомиться с иностранными журналистами, но германский консул прогнал его, когда Николаев попытался продать ему антисоветские документы (свои записки)[1426]. Не исключено, что Николаев хотел достать латвийскую визу, чтобы бежать из СССР. 3 декабря в уединенном доме на ленинградском Каменном острове, где остановились Сталин и его свита, диктатор устроил выволочку Медведю и Фомину. (Ягода в тот же день объявил выговор им и шести другим оперработникам ленинградского НКВД.) «Убийство Кирова — это дело рук организации, — заявил Сталин Медведю и Фомину, — но какой организации, сейчас трудно сказать»[1427].

3 декабря около 10 утра Сталин забрал гроб с телом Кирова и во главе траурной процессии проследовал на вокзал, отбыв с него после полуночи на своем спецпоезде. В Москве его встречала эскадрилья ВВС, пролетевшая над городом. 4–5 декабря гроб с телом Кирова был выставлен в Колонном зале Дома Союзов. Во второй половине и вечером того дня Сталин принял у себя в кабинете множество должностных лиц и наряду с прочими делами назначил нового торгового представителя в гитлеровском Берлине — Давида Канделаки. Обычно советские торговые представители никогда не встречались со Сталиным, но грузина Канделаки, получившего образование в Германии, Сталин с конца 1934 года поразительно часто принимал в своем «Уголке»[1428]. «Канделаки, — отмечал первый секретарь советского посольства в Берлине, — ясно давал нам понять, что имеет доверительные инструкции лично от Сталина и вправе не ограничиваться чисто экономическими темами при переговорах с немцами»[1429].

Вечером 5 декабря, покинув свой кабинет в 10 часов, Сталин прибыл в Дом Союзов для последнего прощания с Кировым. Оркестр Большого театра играл «Траурный марш» Шопена. Насколько известно, Сталин поцеловал мертвого Кирова в губы и сказал: «Прощай, дорогой друг»[1430]. После этого тело отвезли в крематорий. Той же ночью в Кремле Шумяцкий показывал Сталину, Ворошилову, Молотову, Орджоникидзе, Микояну, Кагановичу и Жданову отрывки из документального фильма Якова Блиоха о жизни и смерти Кирова. «Коба особенно напряженно смотрел все те куски, где покойный С. М. [Киров] дается в движении, — отмечал Шумяцкий, называя Сталина его прозвищем. — Когда в кусках показывались эпизоды с населением, читающим печальное известие, все отметили, что реакция на событие показана ярко и сильно… Особенно напряженно смотрел Коба и другие т. т. все съемки Ленинграда — в Тавр[ическом] дворце, у гроба и проводы гроба с телом на вокзал». Все это были съемки без звука, но Шумяцкий также привез ленту с двумя выступлениями Кирова. Сталину понравилась речь Кирова на последней Ленинградской областной партийной конференции, где тот говорил о марксистско-ленинском образовании[1431].

На следующий день на Красной площади состоялись похороны, прошедшие по полному армейскому ритуалу. Совершенно подавленный Орджоникидзе был удостоен чести поместить урну с прахом Кирова в Кремлевскую стену. Кроме того, Сталин позволил, чтобы подпись Орджоникидзе стояла второй под некрологом Кирову в «Правде», сразу же после подписи Сталина, что не соответствовало заведенному порядку[1432]. С надгробным словом выступил Молотов (Сталин похвалил его выступление). Затем по желанию Сталина оркестр заиграл любимую песню Кирова, вальс Шатрова «На сопках Маньчжурии», сочиненный в годы Русско-японской войны 1904–1905 годов: «Белеют кресты далеких героев прекрасных // И прошлого тени кружатся вокруг, // Твердят нам о жертвах напрасных… // Но знайте, за вас мы еще отомстим и справим кровавую тризну»[1433]. «Правда» утром 6 декабря уже объявила, что по другим делам перед судом уже предстали 70 человек, обвиняемых в «подготовке террористических актов против работников Советской власти». Ближайшее окружение отправилось на обед в квартиру Сталина в Сенатском дворце. По словам Артема, сраженный горем диктатор сказал, что Киров был оптимистом, жизнерадостным человеком, и если кто-то будет плакать, если «мы будем распускать сопли», то это станет оскорблением его памяти. Он проигрывал на патефоне любимые песни Кирова. «У всех присутствующих было очень подавленное настроение». Затем Сталин решил еще раз посмотреть документальную ленту о Кирове и позвал на просмотр Василия и Светлану, называя ее «хозяйкой» и прося руководить сеансом. Сталин снова напомнил Шумяцкому вставить в фильм кадры, показывающие оживление на улицах и площадях, когда гроб с телом Кирова был доставлен в столицу. Постышев сказал, что Шумяцкому нужно вставить в фильм выступление Сталина, голос которого еще не был запечатлен в звуковом кино. Сталин отметил: «Кинофильм — могучее средство пропаганды и агитации». Затем до часа ночи снова смотрели «Чапаева»[1434].

В отличие от Муссолини советский диктатор отказался от выступлений по радио. Примерно с XVII съезда партии голосом Сталина стал 20-летний Юрий Левитан, зачитавший по радио пятичасовую речь Сталина на этом съезде. И 6 декабря 1934 года именно Левитан вышел в эфир, когда урну с прахом Кирова захоронили в Кремлевской стене: «Прощай, ученик Ленина и друг Сталина, вождь ленинградского пролетариата, прощай!»[1435] В ту ночь после кинопросмотра Павел Аллилуев остался на Ближней даче, чтобы присматривать за своим зятем. «Осиротел я совсем», — якобы сказал ему диктатор, обхватив голову руками. Кроме того, Сталин говорил, что Киров ухаживал за ним, как за ребенком[1436].

Следствие

По предложению Сталина, с тем чтобы Николаев сознался в том, что за его преступлением стояла «группа», его угощали едой, сигаретами и обычными обещаниями пощадить его и его родных. Следователи лгали ему, что Мильда (еще) не арестована. Агранов и его подручные делали Николаеву намеки насчет «связей», и Николаев начал поддаваться, признавшись, что действительно был членом