Анастас Микоян - Андрей Викторович Рубанов

Ознакомительный фрагментчинили. Мужчины и женщины обязательно носили головные уборы. Ходить с непокрытой головой считалось неприличным. Крестьяне носили шапки и снимали их только когда садились за стол. Отец Анастаса носил «городскую» фуражку. Женщины носили шляпки и шапки, мужчины — шляпы и фуражки, зимой шапки, папахи. Анастас Микоян соблюдал эту традицию, в молодости ходил в фуражке, потом в шляпе. На большинстве официальных фотографий он всегда — в головном уборе.

Начало зимы 1906 года. Анастасу 11 лет. У него есть ботинки, первые в его жизни. Форма, ремень. Каждое утро он пешком бежит из своего карапетовского оврага на учёбу в семинарию. Вечером возвращается с охапкой книг, потом читает при свете керосиновой лампы.

Формально хозяином дома считался Лазарь (по паспорту Габриэл) Туманян, образованный человек, работавший по торговой части, приказчиком в лавке, и мечтавший скопить капитал на собственное торговое предприятие. В свободное время он почитывал армянскую газету «Мшак» («Труженик»). Домом, семьей и хозяйством на деле управляла его жена Вергиния, или тётя Вергуш, как её называл сам Анастас. Она не умела ни читать, ни писать, но была убеждённой социалисткой. Откуда это в ней взялось, мы не знаем. У Лазаря и Вергинии было четверо детей: три дочери и сын Гай (Гайк), — он потом станет разведчиком, диверсантом, «советским Джеймсом Бондом», генерал-майором. Когда они взяли в семью 11-летнего Анастаса — подросла старшая дочь, 10-летняя Ашхен Туманян, строгая и замкнутая девушка, мечтавшая стать учительницей.

Первые годы учёбы в Нерсесяновской семинарии для Анастаса были счастливейшими. Появились друзья, такие же способные, как и он сам. Появился доступ к книгам. Начался период взрывного развития интеллекта, период запойного чтения.

Термин «запойное чтение» сейчас уже нужно объяснять, современному молодому человеку он незнаком. Современный потребитель культуры с детского возраста подключён к мировой сети и привык воспринимать только аудиовизуальную продукцию. Разум читающего ребёнка был устроен иначе. От текстов элементарных, примитивных, помещённых в букварь, читающий ребёнок, по мере развития, переходил к текстам всё более и более сложным, непрерывно расширяя свой словарный запас, пока, наконец, не переходил к изучению полноценной взрослой литературы. Культура была логоцентрична, знание хранилось только в тексте. За разъяснением того или иного текста ученик мог обратиться к учителю, но бывало так, что учитель не мог дать разъяснения, и тогда ученик постигал ту или иную книгу самостоятельно. Авторитет учителя был огромен, перед учителем крестьяне ломали шапки. Знание считалось священным. Наконец в жизни подростка во все времена многое значило — и теперь значит — удовлетворение самолюбия, как часть становления личной психологической конструкции. И Анастас Микоян, студент единственного в мире высшего учебного заведения для армян, в те годы безусловно удовлетворил своё самолюбие; учиться в Нерсесяновской семинарии было очень престижно.

Чтение он начал с художественных романов писателей Раффи («Давид-бек») и Хачатура Абовяна («Раны Армении»), но далее переключился на то, что сейчас называется нон-фикшн, в частности, на публицистику и политэкономию. Очень быстро, в течение года, выучился читать на русском языке. В семинарии преподавали иностранные языки. Анастас с первого года учёбы взялся также и за немецкий язык.

К 12 годам Анастас был ярко выраженным билингвой, двуязычным: родным его языком был армянский, он читал и писал по-армянски, но при этом превосходно читал по-русски и неплохо разговаривал. Правда, говорить по-русски было не с кем. Потом Микоян вспоминал, что в окрýге единственным русским человеком был городовой. «Ну не с городовым же мне разговаривать», — смеялся он.

К двум языкам легко встаёт и третий. В следующие юношеские годы Анастас овладел немецким. «Капитал», «Женщина и социализм» — эти библии социалистов Анастас прочитал в оригинале. И не просто прочитал, но писал конспекты, делал доклады для своих товарищей, а некоторые места сам перевёл на армянский.

К началу юности, к 16 годам, он владел четырьмя языками: родным армянским, русским, грузинским (разговорным) и немецким.

Немецкий язык он потом понемногу забыл, но билингвой остался до конца жизни. Во взрослом возрасте, как можно предположить, он думал на смеси двух языков — родного армянского и русского. В Армении он прожил первые 10 лет жизни, в России — более 60 лет. С женой он разговаривал и по-русски, и по-армянски, но его дети уже знали по-армянски только отдельные слова.

Английский язык он не выучил, не ставил перед собой такой цели; да и не имел времени. Его увлечение языками — юношеское, восходит к восторгу получения знаний, а когда они были обретены и систематизированы и настало время практики — интерес к языкам пропал. Но умение читать Маркса в оригинале и толковать его максимы на трёх языках — русском, армянском, немецком — сослужило Анастасу величайшую службу.

В семинарии негласно считалось, что выпускники по большей части станут не священнослужителями, а педагогами, будут учить грамоте армянских детей. Поэтому в семинарии преподавали педагогику и широкий круг общеобразовательных предметов: алгебру, геометрию, географию, литературу, физику, химию, ботанику, зоологию, психологию, физиологию, пение. Микоян хорошо или отлично успевал по всем предметам, кроме пения (слух подводил) и Закона Божьего: религия его не интересовала.

Молодые люди того времени, как и современные, были полны энергии. В Тифлисе тех лет они, понятно, не имели ни Интернета, ни мобильных телефонов. Не существовало ни баров, ни ночных клубов. Доступ к популярной музыке был ограничен, патефоны стоили дорого. Кинематограф бурно развивался (первый кинотеатр появился в Тифлисе в 1909 году), но далеко не всем был по карману — как и театр.

И вот основным развлечением молодёжи стали так называемые кружки.

В том или ином доме, с разрешения хозяев, обычно родителей, собирался юношеский кружок, иногда десять человек, а иногда и двадцать. Не вечеринка, не алкоголь и танцы — только споры, дискуссии. Обсуждали прочитанные книги, обменивались мнениями. Была возможность — приносили с собой чай и какие-нибудь баранки или сухари. В обязательном порядке скидывались на керосин для ламп. Керосин стоил дорого, его берегли, и если молодые люди собирались сидеть дотемна — керосин приносили свой.

В любой такой кружок допускались и девушки. Это было очень важно. Женщины в то время не имели равных прав с мужчинами. Женщин не допускали к учёбе в высшей школе. В начале ХХ века выросло поколение девушек, получивших начальное образование и желающих учиться дальше, но система этого не позволяла. Все эти девушки поголовно были социалистками, потому что социализм гарантировал женщинам равные права с мужчинами и отменял любое порабощение женщины.

Но и юношам — таким, как Анастас Микоян, — социализм давал надежду на то, чтобы реализоваться в подвиге, в большом деле, в великой битве.

Кружки были только частью грандиозной системы общественных собраний, важной для социальной жизни того времени. Пройдёт несколько лет и эта