Путь Вия. Из Малороссии на Украину - Дмитрий Павлович Губин

«Весь способ малороссийским мужикам к свободному переходу пресечь»

Врач и географ Афанасий Шафонский в «Черниговского наместничества топографическом описании», составленном в 1786 году, сообщал:

«Мужики в Малой России до сего назывались посполитые люди. Польское слово посполитый значит вообще общенародный. <…> Под названием Речи Посполитой Польской разумеется все благородное общество. Человек посполитый значит особенно простолюдина, или простонародного, то есть земледельца, владению какому принадлежащего.

Был в Малой России еще род посполитых людей, или мужиков, которые суседи, или подсуседки, назывались. К сему рода жителей принадлежали такие, которые, не имея своей земли и своего двора, по прежнему обыкновению от одного владельца к другому переходили и проживали в его особом дворе, за то некоторые в работе оказывали послушание.

Порядочные и достаточные владельцы определяли им пахотные и другие земли, делая их настоящими земледельцами и хозяевами, привязывали к неподвижной и основательной жизни, и тогда уже они назывались грунтовые мужики».

Малороссийские помещики видели, что в соседних губерниях в елизаветинские времена появился рынок торговли крепостными, очень напоминающий работорговлю в Османской империи или чернокожими в заокеанских колониях Англии, Франции и Португалии.

Конечно же, представители казацкой старшины были отнюдь не против того, чтобы прикрепить к земле мужика, но делать это надо тактичнее и хитрее, чтобы у него не возникало ассоциаций с турецкими галерами и гаремами, а также с предками афроамериканцев.

И об этом они несколько раз просигналили наверх.

В первый раз это случилось в сентябре 1763 г. в Глухове, когда К. Г. Разумовский созвал старшинскую раду. Она после долгих дискуссий приняла документ, получивший название «Прошение малороссийского шляхетсва и старшин вместе с гетманом про возобновление разных старинных прав Малороссии».

В п. 18 «О переходе с место на место и невписывании в казаки малороссийских мужиков» старшина требовала неукоснительного поддержания этого веками существовавшего запрета, «а ежели не возвратятся, то чтоб было повелено их, яко на великороссийских землях поселившихся, укрепить так, как великороссийских крестьян, и тем весь способ малороссийским мужикам к свободному переходу пресечь…».

То есть прикрепить и владеть можно, но при этом именовать иначе.

Григорий Полетика: «Мужики наши приобрели самоволия»

Анализ списков присутствующих в Глухове представителей, проведённый харьковским профессором Дмитрием Миллером дал возможность утверждать, что участники «если не все, то большинство, – были люди интеллигентные. Полковники и полковая старшина пеклись в то время почти исключительно из лиц штудированных; о бунчуковых товарищах, этом в своём роде «знатном» малороссийском дворянстве, уже и говорить нечего, даже сотники – и те были выбраны из числа «надёжнейших», то есть таких, которые имели достаточное понятие о силе и важности прав малороссийских».

На этой Раде выступил Григорий Андреевич Полетика, ставший благодаря браку с дочерью отставного генерального судьи Ивана Гамалеи одним из крупнейших землевладельцев Малороссии. Там он говорил о пользе просвещения и необходимости учитывать мнение не только старшины, но также мещан, казаков и даже мужиков. Однако в крестьянском вопросе он был не так либерален.

«Мужики наши приобрели самоволия <…> свободно из места на место бродят <…> безвозбранно вписываются в казаки <…> бежат в Польшу, выходят на великороссийские земли, а от сего у нас умаляется земледелие, неисправно плотятся общенародные подати и прочие безчисленные происходят непорядки», – говорил Полетика на глуховской раде. Он прямо предлагал «просить о запрещении им свободного перехода».

Второй раз свою позицию малороссийская элита высказала уже после ликвидации гетманства во время работы Комиссии по составлению нового Уложения 1767–1774 годов.

Там Григорий Андреевич тоже выступал со своими предложениями, помогая многим семьям доказать права на дворянство, по словам Д. П. Миллера, «фактически «фабрикуя» документы Малявок, Рухлядок, Варявок, Синиц, Лобков, Лавриков, Шкляревичей и многих других».

В общем, пока шли дискуссии, Полетика не только писал труды по античной философии, но к 1780 году стал владельцем 2 685 крепостных. По мнению профессора Лазаревского и ряда других исследователей, тогда же он написал и первый труд, положивший начало украинской школы исторических фальсификаций – анонимную «Историю Русов».

Впрочем, под конец жизни Полетика по-христиански твердо придерживался данных крестьянам обещаний. В тексте его завещания от 20 ноября 1784 года сказано:

«Что ж касается до людей наших, бывших вольных, а ныне к нам в ревизию добровольно записавшихся, то об оных прошу и советую жене моей, чтоб она, кто из них пожелает отойти, дала им отпускные с тем, чтоб они записывались в ревизию, где пожелают, а из нашей выключены были, ибо таковое им от меня обещание дано и грешно будет не додержать им слова».

Василий Капнист: «Да исчезнет и название крестьянства»

Третий случай выражения настроений украинских помещиков приходится на 1801 год и связан с составлением коллективного «прошения», известного под названием «Записка господам Депутатам, избранным от Дворян Малороссийской Губернии, для принесения Его Императорскому Величеству, Александру Павловичу, всеподданнейшей благодарности за всемилостивейшее восстановление и утверждение Дворянской Грамоты во всей ея силе, и о нуждах, от всех Поветов изъясненных и в общем собрании к уважению принятых», или для краткости «Записка 1801 года о нуждах малороссийского дворянства».

Тут уж инициатором был знаменитый литератор Василий Капнист.

В письме к кн. А. Н. Голицыну от 4 марта 1817 года он выражал «чистосердечно относящуюся к общественной пользе мысль» и искал поддержки министра народного просвещения. «Звание крестьянина, присвоенное общеполезнейшей части народа», было в глазах Капниста еще более унизительным, чем «раб», и заслуживало лишь того, чтобы его ликвидировать, так как именно с ним связана «память постыдного рабства нашего под игом неверных».

Подкрепляя свои убеждения упоминанием о последствиях ликвидации Екатериной II наименования «раб», Капнист аргументировал:

«Да исчезнет и название крестьянства, постыдное в нынешнем значении его для каждого правоверного и просвещенного россиянина. Оно ввелось во время порабощения отечества нашего татарами. Варвары сии признавали нас рабами своими и название христианин сделалось у них однозначительно с рабом. Так древле имя покоренных гуннами, аварами и другими народами славян, испорченное греческим произношением, составило у готфов и у франков название склава и эсклава, означающее раба. Память владычества татар погибла с шумом, а древнейший памятник господствования их над нами еще и поныне существует!»

Он предлагал: «Название[м] подданный можно весьма прилично и истинно заменить название крестьянина». Тут автор письма сделал примечание: «Сколь слово душа в сем случае неприлично, объяснять перед вами было бы еще неприличнее».

Однако потом к слову «крестьянин» привыкли.

Будущий министр юстиции УНР Дмитрий Маркович вспоминал (Киевская старина, 1893, апрель, стр. 53_54)., как где-то в 1858–1859 годах их дом посетил