Развод за 40 не приговор - Майя Саммер

— Нина, я… — Игорь запнулся, потом глубоко вздохнул и продолжил. — Я знаю, что нет таких слов, которые могли бы всё исправить. Но я хочу, чтобы ты знала: я глубоко сожалею о том, что причинил тебе боль. И я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы быть хорошим отцом для нашей дочери.

Я внимательно смотрела на него, пытаясь найти в его словах фальшь или неискренность. Но вместо этого увидела только глубокое раскаяние и решимость.

— Я не прошу прощения, — продолжил Игорь. — Знаю, что не заслуживаю его. Но я прошу дать мне шанс участвовать в жизни нашего ребёнка.

Я молчала, обдумывая его слова. Часть меня хотела крикнуть, что он потерял право называть себя отцом в тот момент, когда предал их семью. Но другая часть — та, которая думала о будущем их дочери — понимала, что ребёнку нужны оба родителя.

— Хорошо, — наконец сказала я. — Мы можем попробовать. Но у меня есть условия.

Мы провели следующий час, обсуждая график встреч, финансовые вопросы и другие аспекты совместного воспитания. К моему удивлению, Игорь был готов на всё, что я предлагала. Его искреннее желание быть частью жизни дочери тронуло какую-то струну в моей душе, и я почувствовала, как маленькое зёрнышко прощения начинает прорастать в её сердце.

Воспоминания о той встрече оставили меня в смешанных чувствах. Я поставила фотографию обратно на столик и поднялась с дивана. Пора было распаковывать вещи.

Подошла к коробке с надписью «Кухня» и начала разбирать её содержимое. Каждый предмет, который я доставала, словно олицетворял какой-то этап моей жизни. Вот любимая кружка с трещиной — память о том утре, когда она узнала о измене мужа. А вот набор новых тарелок — символ начала новой жизни.

Расставляя посуду по шкафчикам, я размышляла о том, как изменилась за этот год. Боль предательства всё ещё жила во мне, но она больше не определяла моё существование. Я нашла силу в материнстве, в заново открытой независимости. Вспомнила, как впервые после родов пошла на работу, оставив дочь с няней. Как испуганно билось сердце, как дрожали руки. Но к концу дня я поняла, что справилась, что могу быть и матерью, и успешным юристом одновременно.

Звонок в дверь прервал мои размышления. Я вздрогнула, не ожидая гостей. Осторожно подошла к двери и посмотрела в глазок. На пороге стоял курьер с конвертом в руках.

— Доставка для Нины Ардовой, — сказал он, когда я открыла дверь.

Расписалась в получении, и курьер протянул конверт. Я сразу узнала почерк Лолы на конверте, и мои руки невольно задрожали. Закрыла дверь и медленно подошла к окну, где свет был ярче.

С бьющимся сердцем открыла конверт и достала письмо. Глаза быстро пробежали по строчкам, написанным знакомым почерком:

"Дорогая Нина,

Я знаю, что не имею права писать тебе после всего, что случилось. Знаю, что причинила тебе невыносимую боль, и нет таких слов, которые могли бы это исправить. Но я должна попытаться.

Я глубоко раскаиваюсь в своих поступках. Каждый день я просыпаюсь с осознанием того, как сильно я подвела тебя — не только как сестра, но и как человек. Моё поведение непростительно, и я не прошу прощения. Я просто хочу, чтобы ты знала: я понимаю всю глубину своей ошибки.

Я знаю о рождении твоей дочери. Моей племянницы. И хотя я понимаю, что не заслуживаю быть частью её жизни, я не могу не мечтать о том, чтобы однажды познакомиться с ней. Если ты позволишь, конечно.

Я не жду немедленного ответа или какого-либо ответа вообще. Я просто хотела, чтобы ты знала: я здесь, я раскаиваюсь, и я готова сделать всё, чтобы хоть как-то исправить то, что натворила.

С любовью и глубоким раскаянием,

Лола"

Я опустилась на диван, письмо выпало из рук на колени. Эмоции захлестнули меня: боль от воспоминаний о предательстве, гнев на сестру, которая разрушила её семью, но и неожиданное понимание. Я посмотрела на фотографию дочери на кофейном столике и вдруг осознала, что держаться за злость — значит отравлять будущее своего ребёнка.

Я начала ходить по квартире, всё ещё сжимая письмо Лолы в руке. Переходила из комнаты в комнату, физически выражая свою внутреннюю борьбу. В детской остановилась у кроватки, наблюдая за спящей дочерью. Вид ребёнка принёс ясность. Я поняла, что, удерживая обиду, только продолжаю разрушать свою семью — теперь уже новую семью, состоящую из неё и дочери.

С глубоким вздохом я приняла решение. Вернулась в гостиную и взяла телефон. Несколько минут просто держала его в руке, собираясь с мыслями. Затем, решительно кивнув самой себе, она начала набирать сообщение Лоле.

«Лола, я получила твоё письмо. Мне нужно время, чтобы всё обдумать. Но я готова встретиться и поговорить. Не сейчас, но скоро. Я дам знать, когда буду готова.»

Я перечитала сообщение несколько раз, прежде чем нажать «Отправить». Не была уверена, правильное ли решение приняла, но чувствовала, что это шаг в верном направлении.

Закатное солнце окрасило небо Москвы в тёплые оттенки розового и оранжевого. Я снова стояла у окна гостиной, держа на руках проснувшуюся дочь. Смотрела на город, который всегда был её домом, но теперь казался совершенно другим.

— Знаешь, малышка, — тихо сказала дочери, — будущее неизвестно, но мы справимся. Вместе мы сможем всё.

Я поцеловала дочь в макушку и улыбнулась. Впервые за долгое время я чувствовала себя готовой встретить будущее — на своих условиях, с дочерью на руках и новообретённой силой в сердце. Завтра будет новый день, новая глава в нашей жизни, и я готова написать её по-своему.