Интересненько это они придумали - Анастасия Поклад

Двадцать минут спустя.

- ...Так было покинуто холодное и мраморное благоденствие Валинора, - рассказывал Ортхэннэр. - И я открыл свободу выбора в блеске граней вселенной. Мы жили вдали, одинокие и свободные. В росистой взвеси лета, одаренные природой полынными, вересковыми и незабудковыми венками танцевали Эллери Ахэ, первые дети золотого времени. Хэлгээрт, Нэйрэ, Кэнно, и Гэлрэн в цветении звездного света, и Йолли, йутти-йулли, и арта-ири, которые пришли рисовать по ткани мира рябиновой горстью и звоном голосов в переплетении судеб. Все мы целовали взглядами звезды, возлюбив каждую частицу юной, пробудившейся под наше пение Арты как самое себя...

- Кого-кого они возлюбили? - переспросил Финдекано, уже после первого десятка слов напрочь заплутавший в витиеватых словесных оборотах гостя.

- Свое место жительства, - тихонько перевел Майтимо, отхлебывая кофе, благодаря которому еще сохранял способность понимать хоть что-то.

Финдарато сидел трезвый, проникшийся и печально внимал рассказу. Даже вздыхал и протирал повлажневшие глаза салфеткой. Майтимо еще подумал, что иногда отец все-таки прав, и все арафинвионы немного того.

- Мы ведь просто хотели жить, - звенящим от слез голосом вещал Ортхэннэр, и вся его поза выражала смирение вкупе со счастьем постижения бытия. - Играть в снежки, варить варенье и выбирать королеву Ирисов. Серебром и золотом весен, кружевом дальних дорог, чередою ласточек в горном хрустале небес и полынной россыпью в десницах полей - мы просто хотели - жить! Но пригнулись к земле травы, и предчувствие беды пеплом осело на сердца, наши глаза утонули в нем, и стало известно нам, что не в блаженной тишине свободы и покоя жили мы, нет - то было лишь затишье перед грозной пеленою лилового отсвета бури, что рассыпает пеплом могучие вершины и не щадит ни сосен, ни робкого света полынных ростков...

- О чем он говорит? - снова дернул кузена Финдекано.

- Жалуется, вроде, - неуверенно отозвался Майтимо, тщетно стараясь не потерять нить повествования и одновременно представить кружево дорог в деснице полей, светящуюся полынь и пелену лилового отсвета бури, непременно грозную. - Макалаурэ бы сюда...

- И будет два рыдающих менестреля вместо одного, - скептически предположил Финдекано.

- Хей, Кано все-таки феанарион и настоящий нолдо!

- В таком случае, он будет рыдать, опершись на меч и утирать слезы латной перчаткой...

- Но они - пришли, - похоронно вещал рассказчик тем временем. - В глазах сила, в сердцах лед, на мечах звездная пыль. И тогда наши - звезды - захлебнулись кровью. Они смотрят - и не хотят видеть, они слышат - и не хотят слушать. Их сердца светлы, но слепы осознанием безмолвной, безвыборной полуправды, которую им дали на заре времен.

Кап!

Из прекрасных глаз Ортхэннэра выкатилась очередная слеза и утонула в черном омуте кофейной чашки.

- О, мы не хотели той войны! Кричали, взывали о милосердии, но гибли. Изначальные, считающие себя светом, покинули Валинор ради войны с нами, пришли в Арту и погубили арта-ири. Некому больше рисовать кончиками пальцев по сумраку дождей, некому петь и праздновать. Сгорели ирисы, засохла полынь, и лишь озера черных маков бархатом распластались на осколках пустошей. Верить - нечему. Жить - незачем. И нет больше у нас ни отрады, ни крова, который бы не минула или не минет та участь. Последний оплот остался у нас, но и он рассыпается талым песком времен, и уже близко от него жестокое марево кровавой реки.

Кап! Кап!

Финдарато тоже не удержал слез, но в чашку не попал (не иначе как от недостатка сноровки), и капли ударились в столешницу.

Майтимо решительно тряхнул головой, понимая, что еще несколько минут, и он напрочь запутается, несмотря на выпитый кофе.

- Ортхэннэр, мы очень сочувствуем, но ты объясни покороче, без ботанических подробностей. Маки, полынь - это ладно, но ты к нам по делу или пожаловаться?

Финдарато воззрился на кузена как на святотатца.

- Растоптаны серебряные колокольчики, - как маленьким, пояснил Ортхэннэр. - Хрустальные кубки прежней жизни истолчены в крошево...

- А еще разбиты блюдца и погнуты ложки, - не удержался Финдекано. - Да уж... Так историю взятия Утумно мне еще никто не пересказывал.

- ...Тано не может это остановить, - печальный майа, который почему-то называл себя странным словом "фаэрни", поднес ко рту чашку, но отставил, не сделав глотка. - Даже его жертва не принесет ничего, потому что нас хотят стереть с лика Арты. Даже детей...

- Тано - это Моринготто, - шепотом оповестил кузенов просвещенный Майтимо.

- ...Он велел нам уходить, всем, - у Ортхэннэра был такой разнесчастный взгляд, что даже сходство с Сауроном на миг пропало. - А Элхэ, среброволосая ясноглазая Элхэ-йолли хочет остаться. Танно ан горт-анта суули ойо и-тхэннэ! Стебелек полыни клонится к земле, и далекая вершина срывает с себя великую сосну, не в силах противостоять...

- А при чем тут Элхэ? - Майтимо с трудом припомнил, что так звали девушку, которая варила варенье.

- При том, что я тоже мечтаю остаться и погибнуть! - экзальтически сообщил фаэрни.

Финдарато всхлипнул.

- Эм... Волевое решение, - осторожно похвалил Майтимо.

- Но Тано не позволяет мне, он прячет от меня лицо в ладонях и гонит прочь, а воздух рвется и плачет от его боли.

- Ну а мы-то здесь каким боком?!

- Спасите детей!

- Каких детей? - рискнул уточнить Финдекано.

- Наших!

- Ваших с Морин... с Тано?!

- Детей Эллери Ахэ!

- Чего?

- Он же полчаса об этом рассказывал! - укоризненно воскликнул Финдарато. - Это наши сородичи, которые почитают Моринго... тьфу, Тано!

- Так давайте их сюда, - пожал плечами Майтимо. - Наших валар хлебом не корми - дай принять кого-нибудь под крылышко, холить и лелеять, невзирая на вероисповедание.

- Я не могу! - трагически произнес Ортхэннэр. - Не в моих силах преодолевать границы измерений с кем-либо, а Тано сейчас не может уйти даже на мгновение. Он там один, совсем один. Как вершина, которую сносит бурей, и его драгоценные крылья ломает ветер войны...

- Это мою вершину сейчас снесет, - мрачно пожаловался Финдекано.

Майтимо был с ним согласен.

- Но мы тоже не умеем перемещаться между измерениями.

- К вам часто приходит Фаллерэ-Мэато-Тахо, Смотрящий-Через-Радугу-На-Чужой-Закат. Он иной, не принадлежащий миру гроз и тепла, он сможет помочь,