Ричард I Львиное Сердце. Повелитель Анжуйской империи - Вадим Георгиевич Устинов

миролюбия стала вовсе не братская любовь. В короткие сроки требовалось собрать значительную сумму денег, а для этого нужен был мир внутри империи, хотя бы временный. Богатые маноры, принадлежавшие Жану в Англии и Нормандии, наряду с прочими должны были внести свою лепту в сбор средств для выкупа.

Облегченно вздохнули лорды, поддерживавшие Ричарда, – они не очень-то стремились принимать жесткие меры против принца, который вскоре мог стать их королем. Поэтому они с готовностью поддержали перемирие. По его условиям Жану было даже разрешено сохранить замки Ноттингем и Тикхилл, однако Виндзор, Уолингфорд и Пик в Дербишире перешли во временное управление Алиеноры Аквитанской. Таким образом, мятеж в Англии был полностью провален.

Второй очаг нестабильности подстрекательством Филиппа Августа образовался в Аквитании. Эмар Тайфер граф д’Ангулем объявил, что его графство является феодальным владением французской короны и, следовательно, не может подчиняться герцогу Аквитанскому. Опубликовав сей манифест, Эмар отправился в набег на герцогские владения в Пуату. Но и здесь слуги Ричарда Львиное Сердце сумели дать достойный отпор врагу. Отряды графа д’Ангулема были разбиты, а сам он попал в плен.

Третий фронт открылся в Нормандии, и тут верным подданным Ричарда пришлось туго. Филипп Август взял руководство операцией в свои руки и сумел нанести тяжелый удар по обороне герцогства. 12 апреля королю Франции сдались мощный пограничный замок Жизор и стоявший неподалеку Нофль. Генри II и Ричард Львиное Сердце потратили значительные суммы на укрепление этих и других замков Нормандского Вексана, но Филиппу не пришлось прибегать ни к осаде, ни к штурму. Судьбу крепостей решила не военная доблесть французов, а успешная политическая интрига.

Когда французские войска подошли к стенам Жизора, шателен замка Жильбер де Ваской сдался без единого выстрела. Это был предательский поступок – именно так его расценили большинство сеньоров Анжуйской империи. Шателен оказался в непростом положении и сложил два плюс два. Он знал, что у Филиппа Августа не было ни единой причины любить как самого Ричарда, так и его верных слуг. Больше того, когда Жан принес вассальную присягу Филиппу за герцогство Нормандское, то король Франции вроде как стал сюзереном Жизора. Конечно, цена этому оммажу была ломаный грош, поскольку никаких прав на Нормандию королевский брат не имел. Однако же, рассудил Жильбер де Ваской, если король Англии не выйдет на свободу, то в силу этого обстоятельства эфемерные претензии Жана станут куда более весомыми. И что тогда случится с несчастным шателеном, вздумавшим сопротивляться могущественному христианскому государю?

Казуистика, замешанная на трусости? Но он, похоже, был неодинок. Другие сеньоры, имевшие владения в приграничных областях, также поддались давлению, которое король Франции оказывал на них весной 1193 года. Филипп Август то прибегал к хитроумному юридическому крючкотворству, то не скупился на угрозы. Ему удалось поколебать феодальную верность графинь д’Омаль и д’Э, Робера де Бомона графа де Мёлан, Гийома де Кайю, Юга V сира де Гурнэ, Жоффруа III графа дю Перш. Трое последних сопровождали Ричарда Львиное Сердце в крестовом походе, но даже память о совместном ратном труде не помешала им сдать свои замки Филиппу Августу.

Проблема этих сеньоров и сеньоресс заключалась главным образом в том, что их владения располагались по обе стороны границы, и оммаж они приносили обоим сюзеренам. Это в какой-то степени могло служить им оправданием – в отличие от Жильбера де Васкоя, который не имел владений на французской земле и у которого был только один законный владыка.

Капитуляция Жизора и других приграничных замков Нормандского Вексана открывала французам дорогу к самому сердцу Нормандии – к Руану. Это был крупный город, в котором проживало около 40 тысяч человек. По богатству и красоте он уступал разве что Парижу, да и то многие в этом сомневались.

Филипп Август без колебаний повел свою армию на осаду столицы герцогства. Помимо французских отрядов в нее входил фламандский контингент под командованием Бодуэна де Эно графа Фландрского. В обозе везли 23 осадные машины. При виде вражеской армии в городе начались паника и неразбериха.

Положение спас один из соратников Ричарда по крестовому походу – Роберт де Бомон граф Лестерский. Он сумел быстро навести порядок и укрепить боевой дух защитников. Когда Филипп Август предложил руанцам сдаться, то услышал издевательский ответ: ворота, мол, открыты, он может войти в любое время, когда пожелает. Король Франции впал в замешательство перед лицом столь очевидной демонстрации уверенности в своих силах со стороны противника. Он никак не мог понять, ловушка это или нет. Его переполнял гнев, о чем с явной неприязнью писал валлонец Сижебер из Жамблу:

Он осадил Руан, столицу Нормандии, окружив его со всех сторон. Но встретив стойкое сопротивление горожан, он впал в ярость, которая была в его природе, сжег осадные машины, которыми окружил город, и бесславно отступил[275].

По своему обыкновению, Филипп Август после полученного отпора отправился на поиски более легкой добычи. Вернёй также устоял против него. Однако королю Франции удалось захватить два приграничных замка – Иври и Паси, и особенным подарком стал для него именно последний, поскольку он принадлежал Роберту графу Лестерскому.

Узнав о «подвигах» Филиппа Августа, прилюдно давшего клятву не покушаться на Анжуйскую империю, а также услышав об измене некоторых своих вассалов, Ричард Львиное Сердце написал самую, наверное, известную свою кансону Ja nus hons pris, которую посвятил сводной «сестре-графине» – Мари графине де Шампань.

За что – Бог весть – свободы я лишен?

Уже удача, коль не слышен стон,

Перелагаю в песнь кандальный звон

Для утешенья, ибо огорчен:

Друзей как будто чуть ли не мильон,

Но две зимы я в узах!

Хоть всякий мой барон осведомлен —

Анжуец, англ или нормандец он, —

О том, что я в темницу заключен,

Как государева добыча, обречен

На пребыванье в узах!

Я вижу, что вассалам и родне

Жаль серебра и золота, коль мне

Свободу не хотят купить. Вполне

Оправданно их упрекнет в вине

С востока воинство Христово, если не

Выживу я в узах!

Не диво, что в темнице ночь черней,

Но тяжесть на душе еще скверней,

Коль скверное творят с землей моей

Друзья былые. Будь у них сильней

Пусть не любовь, но память, я бы не

Оставался в узах!

Еще о дружестве я так скажу:

Коли в Гаскони иль Турени иль Анжу

Сочувствует кто мне, я даже не прошу

Расщедриться, но храбрым предложу

Во всеоружии явиться на межу

Того удела, где я в узах!

Тем, кеми я любим, кого люблю,

Товарищам по Поршерену и Кайю,