Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

По дороге к Сватово мы обгоняли и встречали длинные колонны тяжёлой техники и артиллерии. Когда мимо нас долго и монотонно, грохоча и пыля, проплыл бронированный караван «Гвоздик», Влад, наш оператор, взволнованный этим зрелищем, молвил:

— Да это похоже на какое-то коллективное изнасилование! Да я не как генерал (Влад не стал генералом, только оператором, алкоголь по жизни ему мешал делать любую карьеру), я как математик утверждаю, что мы с таким количеством обязательно победим! Математика — это точная наука!

Доехали в Сватово. Там пыльно и жарко. Через город грохочет военная техника, город наводнён военными. Военные везде — на улицах, в домах, на рынках, в кафе, в магазинах, на заправках. С шевронами О и — причуда местного генерала — советской символикой в виде красного флага или герба СССР на рукавах. Довольные и счастливые, отважные и советские. Возможно, в случае Сватово и уместно слово «оккупация». Причём оккупация советская — страшный сон украинского неонациста. И флаги красные в глазах рябят — они воткнуты в столбы вдоль дорог. Лето красное наступило. Back in USSR. Добро пожаловать.

Подъехали к гостинице, единственной, кажется, в городе. И во дворе военная техника — стоит пушка на прицепе у «Урала». Это «Мста» на колёсах — я уже стал разбираться в пушках и даже Д-30 от Д-20 отличить могу. Мста, мсти, буду мстить… Вы восемь лет тыкали палкой в медвежью берлогу, вы восемь лет бомбили Донбасс — теперь наша очередь. До войны я разбирался и в кино — читаю на стволе данилобагрово-балабановское — «Сила в правде». Фанаты Балабанова вторглись на Украину. Возможно, мы сейчас и находимся в каком-нибудь жарком балабановском сне. Мне кажется, эту гипотезу подтверждало и содержание патриотического билборда на ближайшем перекрёстке: на плакате изображён самый популярный образ последнего сезона — вооружённый человек в маске и каске с ласковым и в то же время тревожным взглядом. Плакат транслирует загадочное и неоднозначное послание: «Вежливый — не значит терпеливый».

Не сказать, чтобы мы были слишком вежливыми, но и терпеливыми нас тоже назвать было нельзя. Нам очень хотелось, чтобы вся эта военная операция побыстрей закончилось. Обязательно в Киеве. Но мы были пока в Сватово, а до Киева оказалось, как до Китая, уже не близко, — только недавно к нашему удивлению и возмущению, оттуда отвели войска.

В двухэтажной гостинице мест не было, все номера заняли военные. Загорелые бойцы оккупировали и забегаловку внизу — к кассе выстроилась очередь. На стойке, помимо всего прочего, объявление: «Согласно приказу коменданта, военным алкоголь не наливаем». Мы воспользовались гусарским преимуществом военкоров — ты вроде как и на войне, но журналист, и пиво в жару пить можно. А Влад, например, и не только в жару злоупотреблял.

Сватово. Не сказать, что в городе к приехавшей с севера вооружённой до зубов двоюродной родне все относились хорошо. Относились, так сказать, скептически. Это чувствовалось во всём — в неразговорчивости местных, в недоверчивых взглядах, в неудовольствии, с каким, например, продавщицы в магазинах принимали рубли. Сватово, несмотря на то, что он находился на Луганщине, в силу разных причин всегда был заукропским городом, по опросам знакомых — пятьдесят на пятьдесят пропорция, ждунов здесь много. А вот, допустим, Северодонецк, который находился в восьмидесяти километрах от него и располагался формально дальше от границы с Россией, пророссийский город.

Или Волноваха — мне один спартанец рассказывал, как во время штурма города они едут на бэтээре по улице, оружие на изготовку, а тут вдруг сбоку калитка одного двора открывается, и оттуда радостный мужик в шапочке-петушке и в ватнике выскакивает, сжимая кружку в руке: «Сынок, родной, дождались! Я вам чаю заварил! Возьми! С лимоном!» Из кружки поднимается пар. Слава Богу, у парня быстро сработал переключатель «свой-чужой» в мозгу, а то бы убил мужика за радушие и гостеприимство, выраженное таким опасным способом.

Или вспомню опять Мариуполь, только не радостный май, а ураганный смертоносный март. Наши зашли в квартал на Левобережье. Все девятиэтажки разнесены, нет ни одного целого дома поблизости. Чёрные ожоги у многоэтажек, зияющие бетонные раны, целые блоки, целые подъезды осыпались в бетонную труху. Рядом припаркованы обглоданные огнём и пережёванные взрывом автомобили. Штурм продолжается — грохочет канонада в нескольких километрах. Вдруг наступает относительное затишье — видимо, перекур у танков. И тут вижу из соседних хрущёвок, как группа жителей с чемоданами на колёсах, с сумками и тележками, человек тридцать быстро к нам направляются — видимо, решили воспользоваться перерывом и выйти из города. Так вот, проходя мимо нас, увидев людей, одетых в бронежилеты с Z-ками — а это были мы, непредвзятые гонзо-журналисты — одна женщина нам выкрикнула: «Победы вам!»

Да… Нам действительно нужна была победа. Но цена уже тогда казалась страшной — мы видели разрушенный Мариуполь.

Так в чём же дело? Почему в Сватово другие реакции? Наши выводы, основанные на личных домыслах, были таковы — в городах, которые не прошли через очистительный огонь войны, через который проходили Мариуполь, Волноваха или Северодонецк, оставалось много сочувствующих Украине. А Сватово слишком быстро стал тылом, боёв здесь не велось, поэтому половина жителей и были так нерадушны.

У нашего местного водителя Славы встреча была с какими-то спецами в Сватово, какие-то мутки, координаты укропов, что ли, он передавал, которые ему в свою очередь, с той стороны передавали. Я отошёл на рынок, чтоб не мешать разговору и не быть вовлечённым во что-нибудь авантюрное — Славик тот ещё тип. Лучше не знать, чем он занимается и с кем якшается, поэтому я пошёл на местный рынок прогульнуться.

Сватовской рынок располагался на открытом воздухе и представлял собой два квадрата — малый внутри большого — составленных из прилавков и одноэтажных магазинчиков. Спектр товаров, как и положено для рынков, широкий: от лимонада самых ядовитых расцветок до шин и автозапчастей. Я взял колы и сигарет и, попросив прикурить, присел под навес рядом с пенсионером, который рядом торговал пивом. Разговорившись, спросил, как тут живут, как относятся в городе к переменам, вызванным таким внезапным порывом «северного ветра»? Мужик ответил доверительно:

— Да как. Нормально. Жить можно. А то, что