Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

так охарактеризовать мифического среднего человека, быстр в понимании и сообразителен, возбудим и ленив, легко весел и жизнерадостен, находил удовлетворение в простоте, спокойно переносил несчастья, принимал все события с терпением, достоинством и гордостью. Отправляясь в дальний путь, мусульманин брал с собой погребальное белье, готовый в любой момент встретиться с Великим Падальщиком; одолеваемый в пустыне усталостью или болезнью, он просил остальных идти дальше, совершал последнее омовение, выкапывал яму для могилы, заворачивался в свою накидку, ложился в траншею и ждал прихода смерти и естественного погребения под раздуваемыми ветром песками.71

IV. ПРАВИТЕЛЬСТВО

Теоретически, в поколении после Мухаммеда ислам был демократической республикой в античном смысле: все свободные взрослые мужчины должны были участвовать в выборе правителя и определении политики. На самом деле командующего верующими выбирала и определяла политику небольшая группа знатных людей в Медине. Этого следовало ожидать: поскольку люди по своей природе неравны по уму и щепетильности, демократия в лучшем случае должна быть относительной, а в общинах с плохой связью и ограниченным образованием неизбежна та или иная форма олигархии. Поскольку война и демократия — враги, распространение ислама способствовало единоличному правлению; единоначалие и быстрота принятия решений были необходимы для военной и империалистической политики. При Омейядах власть стала откровенно монархической, а халифат передавался по наследству или по испытанию оружием.

Теоретически халифат был религиозной, а не политической должностью; халиф был прежде всего главой религиозной группы, ислама, и его главной обязанностью была защита веры; теоретически халифат был теократией, правлением Бога через религию. Однако халиф не был папой или священником и не мог издавать новые постановления о вере. На практике он обладал почти абсолютной властью, ограниченной ни парламентом, ни наследственной аристократией, ни священством, а только Кораном, который его платные падишахи могли толковать по его желанию. При этом деспотизме существовала определенная демократия возможностей: любой человек мог занять высокий пост, если только оба его родителя не были рабами.

Арабы, осознав, что завоевали упадочные, но хорошо организованные общества, переняли в Сирии византийскую, в Персии — сасанидскую административную систему; по сути, старый порядок жизни на Ближнем Востоке сохранился, и даже эллинско-ориентальная культура, преодолев языковой барьер, возродилась в мусульманской науке и философии. При Аббасидах сформировалась сложная система центрального, провинциального и местного управления, управляемая бюрократией, которая почти не страдала от царских убийств и дворцовых революций. Во главе административной структуры стоял хаджиб или камергер, который в теории просто управлял церемониями, но на практике накапливал власть, контролируя вход к халифу. Следующим по рангу, но (после Мансура) превосходящим по власти, был визирь, который назначал и контролировал чиновников правительства, а также определял политику государства. Ведущими бюро были бюро налогов, счетов, корреспонденции, полиции, почты, а также департамент жалоб, который становился апелляционным судом по судебным или административным решениям. Рядом с армией в глазах халифа находилось бюро доходов; здесь подражали всепроникающей настойчивости византийских сборщиков налогов, и из экономики страны выкачивались огромные суммы на содержание правительства и правителей. Годовой доход халифата при Харуне аль-Рашиде превышал 530 000 000 дирхемов (42 400 000 долларов) в деньгах, к которым добавлялись теперь уже неисчислимые налоги в натуральном выражении.72 Государственного долга не было; напротив, в 786 году в казне оставалось 900 000 000 дирхемов.

Государственная почта, как и при персах и римлянах, обслуживала только правительство и очень важных персон; главным ее назначением была передача разведданных и директив между провинциями и столицей, но она также служила средством шпионажа визиря за местными офицерами. Система выпускала маршрутные листы, доступные купцам и паломникам, в которых указывались названия различных станций и расстояния между ними; эти маршруты легли в основу арабской географии. Голуби были обучены и использовались в качестве разносчиков писем — первое такое использование, известное истории (837 г.). Дополнительную «разведывательную информацию» предоставляли путешественники и купцы, а в Багдаде 1700 «пожилых женщин» служили шпионами. Однако никакая слежка не могла умерить восточно-окцидентальный аппетит к «наживе» или «привилегиям». Губернаторы провинций, как и во времена Римской империи, ожидали, что пребывание в должности возместит им расходы на подъем и невзгоды, связанные с их происхождением. Время от времени халифы заставляли их избавиться от своих накоплений или продавали это право на вымогательство вновь назначенному правительству; так, Юсуф ибн Омар вытребовал 76 000 000 дирхемов от своих предшественников в правительстве Ирака. Судьям хорошо платили, но и они могли попасть под влияние щедрых; Мухаммед (гласит предание) был убежден, что из трех судей по крайней мере двое попадут в ад.73

Закон, по которому управлялось великое царство, претендовал на то, чтобы вытекать из Корана. В исламе, как и в иудаизме, закон и религия были едины; каждое преступление было грехом, каждый грех — преступлением, а юриспруденция — отраслью теологии. По мере того как завоевания расширяли сферу действия и обязанности импровизированного законодательства Мухаммеда и озадачивали его случаями, не предусмотренными Кораном, мусульманские юристы изобретали традиции, которые косвенно или явно удовлетворяли их потребности; таким образом, хадисы стали вторым источником магометанского права. По странному, но неоднократному совпадению эти полезные традиции перекликались с принципами и суждениями римского и византийского права, а также с Мишной и Гемарой иудеев.74 Растущая масса и сложность правовых традиций дала поддержку и высокий статус юридической профессии в исламе; юристы (факихи), которые излагали или применяли закон, приобрели к десятому веку почти власть и святость священнического сословия. Как и во Франции XII века, они вступили в союз с монархией, поддерживали абсолютизм Аббасидов и получали богатое вознаграждение.

В ортодоксальном исламе сформировались четыре знаменитые школы права. Абу Ханифа ибн Табит (ум. в 767 г.) произвел революцию в кораническом праве благодаря своему принципу аналогового толкования. Он утверждал, что закон, изначально принятый для пустынной общины, должен толковаться аналогично, а не буквально, когда применяется к промышленному или городскому обществу; на этом основании он санкционировал ипотечные кредиты и проценты (запрещенные в Коране), как это сделал Гиллель в Палестине за восемь веков до него. «Правовая норма, — говорил Ханифа, — это не то же самое, что правила грамматики и логики. Она выражает общий обычай и меняется в зависимости от обстоятельств, которые его породили».75 Против этой либеральной философии прогрессивного права консерваторы Медины выдвинули сильного защитника в лице Малика ибн Анаса (715-95). Основывая свою систему на изучении 1700 юридических хадисов, Малик предложил, что,