Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург

жителей кинозвездой она оставалась ею, но последние годы своей жизни, после смерти Ремарка, провела именно там. Он гордился красотой своей жены, она восхищалась тем, что принесло ему всемирную известность. Полетт любила драгоценности и роскошные платья, он не скупился на подарки. Случались и размолвки, но не было выматывающих нервы, подрывающих здоровье драм.

Жизнь с Полетт изменила Ремарка. Депрессивность и склонность к мучительной рефлексии не исчезли, он продолжал пить. Но близость Полетт, возраст и недуги утихомирили его. Он чувствовал, что его любят, а не используют для каких-то целей, никто теперь не разжигал так легко вспыхивающую в нем ревность (небезосновательную в отношениях с Пумой и Наташей)... Как следствие Ремарк постепенно прекращает вести дневник, долгое время бывший островком в океане жизненных бурь. Он больше не нужен ему для обретения душевного равновесия.

Поначалу, когда Полетт приезжает к нему в Порто-Ронко в августе 1951 — го, Ремарку трудно привыкнуть к новой ситуации. Наташа еще бродит призраком в его мыслях, а мать и дочь Хорни слегка разочарованы тем, что в Нью-Йорке у писателя завязался очередной роман. «В замешательстве от того, как выглядит Бригитта. По моей вине. Ощущаю, чего ей хотелось бы, но дать этого не могу и потому прихожу в замешательство». Не ладятся отношения и с издательством Шерц. Его хозяин отклоняет рукопись «Искры жизни», не стесняясь в выражениях. Не нравится роман и дамам, они призывают Ремарка переработать рукопись. «Шерц от книги в ужасе. Хочу порвать договор... Карен: зачем же так деструктивно. Бригитта: не отклонить роман значило бы ждать реакции от немцев. Ворошить их память нельзя. Убийцы обычно чувствительны».

Звонят журналисты, желают получить интервью. «...сперва умоляют, потом сразу же дерзят». Речь о трех репортерах журнала «Шпигель», на вопросы которых он все-таки согласился ответить. И реагирует нервно: «Назвали меня журналистом с писательскими амбициями. Правда, и Толстого тоже. Старый, добрый интеллектуализм все-таки непотопляем. Думаю, что мое пребывание в Германии продлится недолго».

С результатом этого разговора и еще кое с чем немцы могут ознакомиться три месяца спустя. В январе 1951 года обложку гамбургского еженедельника украшает портрет знаменитого писателя, а темой номера избран рассказ о его личности под заголовком «Космополит вопреки желанию». Обеспокоенность Ремарка публикацией можно понять. Отвечая на вопросы, он погрузился в прошлое, подробно рассказывает о ранних этапах своей жизни, об Эрихе Пауле высказываются соседи по дому и бывшие одноклассники, правда и мифы образуют в тексте крутую смесь, муссируются все неприятные для него проявления «кичливости» и «позерства». И все же Ремарк представлен читателю как всемирно успешный писатель не без уважения, благожелательность сквозит в описании жилища писателя и его внешнего облика: «Большой камин в огромной и, тем не менее, весьма уютной гостиной и его пристрастие к старым свитерам придают бывшему оснабрюкскому семинаристу вид почтенного оксфордского профессора. Густые, резко изогнутые брови, этот фирменный знак Ремарка, хотя и утратили какую-то долю своей журнально-обложечной привлекательности, но с тех пор, как он больше не пьет граппу, его лицо вновь обрело черты цепкого, пожалуй, даже породистого бульдога». Простыми, бесхитростными словами он рассказывает о своем романе с Марлен Дитрих («Она самая великолепная женщина и самая лучшая повариха из тех, что я знал») и не скрывает своего восхищения достоинствами Полетт Годдар: «Самая современная из знакомых мне женщин и умна, как бес».

Небезынтересно вспомнить, какую оценку Ремарк дает в этом интервью своим романам. Его высказывания — если они точно переданы во врезке — свидетельствуют о слегка двусмысленной скромности, неизменно присущей ему при публичных рассуждениях о своем творчестве. Роман «На Западном фронте без перемен» он называет «своей лучшей книгой», «Трех товарищей» — «книгой маленькой, приличной, такую можно написать за один присест, и тебе не будет за нее стыдно», а вот при написании «Триумфальной арки» он «слегка переборщил, стараясь учесть то, чего публика ожидает от нашего брата там, в Америке». Реакцию немцев на «Искру жизни» он считает предсказуемой: «В любом случае я уверен, что атаки пойдут со всех сторон». Память о встрече с журналистами, которой он не желал, будет тревожить его, пока материал не появится в «Шпигеле», что, конечно же, получит отражение в дневниковых записях с акцентом на недоверие к представителям второй древнейшей профессии.

В начале декабря Полетт уезжает в США сниматься в очередном фильме, а Ремарк берется за «Время жить и время умирать». Рукопись он отложил в середине 1947-го, решив пропустить вперед роман о концлагере.

Поездка в Германию откладывается. Он раздражен публикацией интервью в «Шпигеле», поведением издательства «Шерц», за событиями в западной части Германии следит с возрастающим недоверием. «Немного покорпел над новой книгой. Не ощущаю никакой пустоты — скорее наоборот: Европа приблизилась, пожалуй, слишком близко. Такие, как Шерц или “Шпигель”, журнал, собирающий на меня компромат и пытавшийся меня шантажировать (чтобы потом все же напечатать то, что ему выгодно), мешают мне больше, чем им полагалось бы». Ответный ход, который можно понять. В Германии о нем пишут с нескрываемой злобой. Например, «Пассауэр нойе прессе» от 5 июля 1951 года: «Даже французы дивятся тому, что Ремарк, подобно Томасу Манну, считает и сегодня еще необходимым сдабривать свои заявления за рубежом германофобскими замечаниями. (И он хотел бы вернуться? Нет, ему лучше не делать этого, ибо и он явно не меняется)». Статеек с такого рода выпадами появляется в эти годы в Германии множество, и Ремарк не единственный эмигрант, которого встречают здесь со столь откровенным неприятием. Летом 1951-го он намерен поехать в Германию, но движет им при этом не тоска по родине, а «желание увидеть отца...».

В январе 1952 года в американском издательстве «Эпплтон-Сенчури» выходит роман «Искра жизни» (Spark of Life) — за полгода до немецкого издания. Еще один знак того, что Ремарк отдает предпочтение американскому рынку, заключая сообразно этому договоры о правах. Он давно уже не немецкий писатель и мог бы быть — на фоне разборок с Шерцем — счастлив вдвойне.

«Искра жизни»

Действие его нового романа развивается на грани между вымыслом и действительностью — в немецком концлагере, и под пером Ремарка рождается текст, который можно смело отнести к его лучшим достижениям в прозе.

Произведение поистине выдающееся — как в художественном плане, так и в политическом. Сразу же после краха нацистской диктатуры Ремарк разрабатывает одну из самых запретных тем тогдашнего немецкого общества с его стремлением вытеснить из своего сознания позорное прошлое. «Автор начал работу над “Искрой жизни” в 1946 году и завершил