Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова

я, например, совсем не приветствую, когда мои произведения переводят на другие языки. Боюсь. Нарушат смысл написанного, употребив не то слово, нарушат мелодию фразы… И всё! Нет произведения!

– Все твои пьесы играются за границей и пользуются успехом. Так что, милый, не бойся. Профессионалы переводят всё правильно.

– Вот поэтому я и не доверяю всяким любителям вроде того француза, что привязался с переводом «Вишневого сада».

– Ну, он и отстал. Я уже с весны о нем ничего не слышала.

В библиотеке Ольга наткнулась как-то на Ницше и взяла с полки «По ту сторону добра и зла». Целый день она усердно штудировала труды философа.

– Дусик, а ты можешь мне сказать, что такое «жизнь»? – спросила она, откинув книгу. – Что это за понятие?

– Значит, Ницше тебе ответа на этот вопрос не дал? – улыбнулся муж.

– Не дал.

– Милая моя собачка, спросить, что такое «жизнь», – это все равно что спросить, что такое «морковка». Морковка она и есть морковка, больше тут и говорить нечего.

– Фу, какая проза! – рассмеялась Ольга. – Морковка! Этого я от тебя никак не ожидала. Да ну тебя.

⁂

Первого июля перед отходом ко сну Чехов рассказывал жене идею нового рассказа.

– Представляешь, богатые курортники после целого дня отдыха проголодались и ждут обильный ужин. Время идет, а колокольчика, созывающего всех в столовую, всё нет. В чем дело? И тут выясняется, что повар сбежал. Смешной может быть рассказ!

– Очень смешной, – обрадовалась Ольга тому, что у него появилось желание сочинять. – Давай ты мне завтра с утра будешь диктовать, я запишу.

– Ты же знаешь, что я так не умею.

– Но мы попробуем!

– Ладно, попробуем. У меня родилась еще и идея пьесы.

– Невероятно, как хорошо, – радостно воскликнула Ольга. – Смотри, как все оборачивается: ты вернешься домой не только загорелый, пополневший, а еще и с пьесой под мышкой! И конечно, это, как всегда, будет комедия?

– Конечно, комедия, – ответил писатель. – Слушай! Всё действие будет происходить в море на огромном корабле…

– Уже интересно.

– А в конце пьесы пассажиры увидят невероятной красоты северное сияние и тут вдруг поймут, что их корабль затерт огромными глыбами льда!

– Как? И… занавес?

– Занавес.

– А пассажиры что, гибнут? – испугалась Ольга.

– Вероятней всего, да. Но ведь при этом красота-то вокруг будет какая! Ты когда-нибудь видела северное сияние?

– Нет, – ответила Ольга, в ужасе представляя себе финал этой будущей комедии.

– И я нет. А хорошо бы съездить на север, собачка. В Норвегию, например, или в Исландию.

– Обязательно съездим. А сейчас давай-ка, дусик, спать.

Ольга спала в соседней спальне. Двери к мужу не закрывала. Он возлежал в кровати высоко на подушках, так как иначе задыхался. Чаще всего он спал беспокойно. Вот и теперь, казалось, только она заснула, как ее уже разбудили какие-то вскрики. Он явно бредил. Приснилось что-то? Она накинула халат, подошла к кровати Антона.

– Что?

– Подними подушки, – прохрипел он. – Задыхаюсь.

– Ты раскидал их по сторонам, – сказала она, поправив подушки. – Тебе что-то снилось?

– Да. Море, – проговорил он, тяжело дыша. – Попроси доктора прийти. Надо.

Ольга посмотрела на часы. Два часа ночи. В этой же гостинице жили два русских студента. Оба боготворили Чехова как писателя и считали своим долгом сделать всё, что только было в их силах, в любое время суток. Ольга спустилась на этаж ниже и постучала в их номер.

– Антон Павлович просит доктора, – сказала она.

Пока один из студентов бегал за врачом, другой принес от швейцара лед, и Ольга сразу же положила его на сердце мужа. Так как легкие работали плохо, нагрузка его при дыхании удваивалась, и поэтому врачи рекомендовали почаще класть лед, чтобы привести сердцебиение в норму.

– Напрасно ты это. На пустое сердце лед не кладут, – улыбнулся ей Чехов.

– Всё бы тебе шутить, – ответила Ольга и вдруг ясно почувствовала, что приближается беда. Непоправимая беда. Ей стало страшно. Она взяла мужа за руку.

– Потерпи, милый, – сказала она. – Потерпи. Сейчас врач придет.

Он усмехнулся и, ласково посмотрев на нее, тихо произнес:

– Не забывай, я и сам врач.

Ольга не поняла. К чему он это сказал? Ну и что, что он сам врач? Она об этом всегда помнит, и что? Что из этого-то?

Доктор Швёрер появился вместе с сестрой милосердия довольно скоро. Они дали писателю кислород, впрыснули камфору. Затем Швёрер стал слушать пульс.

– Сходите к швейцару, – неожиданно обратился он к одному из студентов. – Попросите у него бутылку шампанского. Скажите, я распорядился.

Недоумевая, студент сходил вниз, принес бутылку, открыл ее, доктор налил полный бокал и подал его больному. Антон приподнялся на постели, и Ольга вдруг услышала, как он, глядя на нее, громко и внятно произнес по-немецки: «Я умираю». Ольга застыла и, ничего не понимая, тупо глядела, как он со словами: «Давно я не пил шампанского!» – большими глотками медленно выпил содержимое бокала до дна, улыбнулся, протянул пустой бокал доктору, опустил голову на подушку, повернулся лицом к стене и затих. Казалось, что он заснул. Вдруг в его горле что-то на мгновение заклокотало, и тут же с громким хлопком вырвалась пробка, которой закрыли бутылку с шампанским. Все вздрогнули. Казалось, что вместе с этой пробкой вырвался и последний воздух из груди больного. Доктор наклонился, приложил два пальца к его горлу, пытаясь обнаружить пульс, затем выпрямился, снял с головы свою белую врачебную шапочку и тихо произнес:

– Кончено.

Антона Павловича развернули на спину, придали его телу прямое положение, сложили руки на груди, и в то же мгновение в открытое окно влетела огромных размеров черная бабочка. Она стала мучительно биться о плафоны горящих электрических лампочек, и в полной тишине эти удары напоминали глухой звон церковных колоколов. Затем бабочка подлетела к кровати, сделала несколько кругов над телом покойного и не спеша вылетела на улицу, как будто с грустью понесла эту печальную весть всему миру.

⁂

Лишь утром Ольга узнала, что согласно врачебному этикету, находясь у смертного одра коллеги и видя, что тот готовится к отходу в потусторонний мир, доктор должен поднести ему шампанское. Не потому ли Чехов и позвал к постели Швёрера в этот час? Не потому ли и ей напомнил, что он сам врач, а значит, всё о себе понимает? Конечно! Он знал. Знал, что умирает, и при этом улыбался, шутил… Как же красиво и легко ушел он к Господу!

Глава тридцать первая

Всё было кончено. Ольге казалось, что жизнь остановилась. Вокруг нее суетились люди. Она была как во сне. Отовсюду поступали