Конфликты низкой интенсивности в американской военно-политической стретегии в начале XXI века - Владимир Игоревич Батюк

«сдерживание через угрозу сильного ответа может и не быть эффективным против государств во время военно-политического кризиса. Рискующие лидеры могут посчитать, что они способны втянуть США в конфронтацию, если повысят ставки достаточно высоко, показав потенциал нанесения большего ущерба своими ракетами. Следовательно, США необходимо усиливать региональное сдерживание»[63]. Таким образом, администрация Б. Обамы, как и администрация Дж. Буша-младшего, по сути, придерживалась позиции о недостаточности сдерживания через угрозу возмездия. Один из региональных трендов, который беспокоит США, — это растущий дисбаланс сил в Тайваньском проливе в сторону КНР. Китай разрабатывает передовые ракетные системы, способные угрожать соседям, и противокорабельные БР, способные угрожать ВМФ в регионе. Он развертывает БР малой дальности напротив Тайваня и разрабатывает мобильные БРСД в обычном оснащении. КНР модернизирует системы командования и контроля, коммуникации и разведки, а также БР малой, средней и промежуточной дальности; эти ракеты — ключевые компоненты военной модернизации КНР. «Китайские ракеты будут способны поразить не только военные и гражданские цели на Тайване, но также военные объекты США и их союзников в регионе», — говорится в докладе[64]. Напоминалось, что негосударственные субъекты могут завладеть БР (например, террористическая группировка «Хезболла»), а это вызовет новые серьезные вопросы с точки зрения региональной безопасности[65]. Повторялись тезисы о сдерживании противника через рассеяние уверенности в успехе ракетной атаки, а также то, что США будут придерживаться своих обязательств перед союзниками, несмотря на величину военного потенциала региональных противников. Кроме того, говорилось, что ПРО помогает Соединенным Штатам поддерживать военную свободу маневра, сокращая потенциал запугивания региональных субъектов, направленный на препятствование и срыв военного доступа США в их регионы. ПРО обозначалась как важный элемент обязательств Вашингтона по усилению архитектур регионального сдерживания стран, ищущих ядерное оружие и другие виды ОМУ[66]. Тогда же администрация Обамы в Ядерном обзоре и в Стратегии национальной безопасности 2010 г. повторяла тезис о связи развития ПРО США с сокращениями стратегических ядерных вооружений США в контексте регионального сдерживания[67].

В Национальной военной стратегии США 2011 г. (The National Military Strategy of the United States of America, 2011), как и в подобном документе 2004 г., в качестве актуальной указывалась угроза ОМУ, в частности ракетная угроза. Но речь в этих разделах шла скорее не об угрозе для территории США. Относительно КНДР говорилось о возможности нестабильности при передаче власти, что представляет опасность для региональной стабильности и международных усилий по нераспространению. Относительно Ближнего Востока говорилось, что появление ЯО у Ирана может побудить другие страны в регионе стремиться к ядерному паритету. Это увеличит риск конфликта и потерю контроля над ЯО (в пользу негосударственных субъектов)[68]. Впервые делается акцент не на прямой ущерб территории США от ракет КНДР и Ирана, а на последствия для региональной безопасности. В документе 2004 г. такого акцента не было.

Широко отмечалось, что в оборонной стратегии, вышедшей в 2012 г., были провозглашены значительные изменения в оборонной политике, включая поворот к Азиатско-Тихоокеанскому региону, акцент на подготовку к асимметричной войне, включая стратегию ограничения доступа/воспрещения доступа и маневра, обновленный акцент на построение партнерства и на учет сложной бюджетной ситуации[69].

2.4 Роль ПРО США во время второй администрации Б. Обамы

В 2013 г. председатель КНШ генерал М. Демпси в документе «Совместная интегрированная противовоздушная/противоракетная оборона: Взгляд-2020» очертил последствия новой мировой обстановки для интегрированной ПВО/ПРО по трем основным темам:

1. В развивающейся обстановке в сфере безопасности ПВО/ПРО остается жизненно необходимой для поддержки возможности США проецировать силу и иметь свободу движения и доступ к мировым стратегическим коммуникациям. «Сегодняшняя геополитическая изменчивость означает, что интегрированная ПВО/ПРО должна быть более гибкой, чем когда-либо, чтобы отвечать на более широкий спектр менее предсказуемых и более сильных угроз. Потенциальные противники улучшают свои арсеналы и количественно, и качественно, применяют улучшения в дальности, точности, мобильности, скорости, невидимости и нацеливании».

2. Эти передовые возможности и распространяющаяся воздушная и ракетная угроза и далее приводят к коллапсу старой парадигмы деления на региональную и национальную ПВО/ПРО.

3. Десять лет войны и экономический кризис 2008 г. привел к бюджетному дефициту в США и политическому импульсу для его сокращения. Совпадение этого экономического фактора с ростом потребностей боевых командиров в большей и лучшей ПВО/ПРО обязывает объединенные силы и рода войск соблюдать дополнительную осторожность в постановке приоритетов. ПВО/ПРО в 2020 г. должна быть разносторонней, гибкой, убедительной и осуществимой[70]. Наконец, стратегическая обстановка отразилась и на партнерах США. Это привело к невиданному ранее спросу на системы ПВО/ПРО.

Согласно приведенному документу КНШ, у совместной ПВО/ ПРО существуют три основные задачи: 1) сдерживание противника через убеждение, что его атака бесполезна; 2) предотвращение атаки, в первую очередь через «уничтожение лучника», а не через сбивание его «стрел»; 3) если сдерживание не удалось, ПВО/ПРО поможет смягчить и пережить атаку. ПВО/ПРО — важный элемент, чтобы выиграть время и сохранить объединенные силы в течение военных действий с наложением на противника растущих расходов. Также утверждалось, что связь между наступательными и оборонительными операциями в ПВО/ПРО критически важна[71].

Согласно действующему Четырехлетнему обзору оборонной политики 2014 г., на сегодняшний день существует три цели оборонной стратегии Министерства обороны США: 1) защищать США, сдерживать и отражать атаки на Соединенные Штаты; 2) выстраивать безопасность в глобальном масштабе для сохранения региональной стабильности, сдерживания противников, поддержания союзников и партнеров и для взаимодействия с другими во имя решения общих вызовов безопасности; 3) проецировать силу и решительно побеждать, отражать агрессию, разрушать террористические сети[72]. ПРО помогает достижению всех трех целей, а обеспечение региональной ПРО связано с достижением второй и третьей целей. В том же документе ПРО упоминалась среди региональных оборонных возможностей, подлежащих модернизации. Говорилось об улучшении гибкости, в том числе и ПРО, перед лицом крупномасштабных координированных атак[73]. Утверждалось, что «закупки союзниками и партнерами элементов ПРО и участие союзников в региональном сдерживании и в архитектуре обороны будут противостоять шантажистскому и оперативному назначению БР противника»[74]. В Стратегии по борьбе с ОМУ (июнь 2014 г.) ПРО относится к числу средств, сдерживающих передачу и использование ОМУ. Утверждалось, что Министерство обороны будет помогать союзникам и партнерам разрабатывать и развертывать интегрированные средства защиты от ОМУ в рамках регионального военного планирования[75].

Актуальные цели Национальной военной стратегии США сводятся к трем: 1) сдерживать, препятствовать, побеждать враждебные государства; 2) разрушать, побеждать экстремистские организации; 3) усиливать глобальную сеть союзников и партнеров[76]. ПРО так или иначе помогает достижению каждой из указанных целей. Подтверждалась необходимость побеждать в конфликтах, которые могут значительно различаться в