Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

для права бедных на вспомоществование; сейчас мы найдем, что оно настолько же гибельно и для права на воспитание. Что такое воспитание? Каким образом определить границу нравственной культуры, какой каждый гражданин может по справедливости требовать от государства, и отделить ее от той, до которой права его не простираются? Где лежит эта граница между первоначальной школой, заведуемой учительницей, и самым обширным университетским курсом? Что это за особенное свойство чтения, письма и арифметики, которое дает будущему гражданину право на их приобретение? И почему он не имеет такого же права на географию, историю, рисование и естественные науки? Учить считать нужно потому, что это полезно? Но ведь плотник, каменщик скажут нам, что геометрия точно так же полезна; красильщик и белильщик полотна найдут, что полезна химия; полезна также и физиология, что вполне доказывается болезненностью, написанной на столь многих лицах. Следует также учить астрономии, механике, геологии и всем сродным с ним наукам – все ведь они полезны? Где та единица меры, посредством которой можно было бы определить относительное достоинство различных родов знаний? Если же мы предположим, что такое определение возможно, то каким образом доказать, что ребенок имеет право требовать от гражданской власти знаний именно известного, а не меньшего достоинства? Когда те, которые требуют государственного воспитания, будут в состоянии с точностью определять, что именно следует дать, когда они будут согласны между собой насчет того, до чего простираются права юношества и где они прекращаются, тогда и возможно будет их выслушать. Но пока они не исполнят этого невозможного дела, до тех пор нельзя будет поддерживать их требования.

§ 3. Если бы сторонникам государственного обучения и удалось установить определенные требования в этом отношении, то они все-таки запутались бы в собственных сетях. Что мы подразумеваем, говоря: правительство обязано воспитывать народ? Почему следует его воспитывать? Что такое воспитание? На все эти вопросы можно дать один ответ: народ нужно сделать способным к общественной жизни, из него нужно сделать хороших граждан. Но кто же решит, что такое значит «хороший гражданин? Правительство – другого судьи́ не представляется. Кто решит, каким образом можно образовать «хороших граждан»? Опять-таки правительство, опять нет другого судьи. Следовательно, разбираемое положение может быть выражено таким образом: правительство должно обращать детей в хороших граждан, определяя по своему произволу как это понятие, так и способ, каким нужно детей обращать в таких граждан. Оно должно сначала составить себе определенное понятие об образцовом гражданине и затем установить такую систему дисциплины, которая наилучшим образом будет производить граждан по этому образцу. Систему эту оно должно приводить в исполнение насильственно и до крайних пределов. Если государство будет поступать иначе, то оно допустит образование худших людей, чем какими, по его мнению, они должны быть, и, следовательно, не выполнит лежащих на нем обязанностей. Оно будет иметь право строго выполнять всякий план, какой признает лучшим; каждое правительство должно будет поступать так, как поступают деспотические правительства на материке Европы и в Китае. Французское распоряжение, на основании которого никто не может открыть частную школу без разрешения министра и по силе которого всякая школа может быть закрыта простым министерским предписанием, – это шаг по истинному пути, и недостаток этой меры заключается лишь в том, что она останавливается на полдороге; ясно, что правительство не может дозволить другим выполнять то, к чему оно одно имеет призвание, не подвергая опасности надлежащее исполнение дела. Воспрещение всяких частных школ, как это еще недавно было в Пруссии, ближе к цели. Австрийское законодательство также осуществляет идею государственного воспитания довольно последовательно: оно опекает духовную культуру нации с достаточной строгостью. Так как сильные умственные напряжения считаются там вредными для хорошего гражданина, то преподаванию метафизики, политической экономии и тому подобных наук ставят известные преграды. Некоторые ученые сочинения запрещены. Назначена награда за задержание людей, распространяющих Библию. Власти предпочитают поручать истолкование этой книги своим чиновникам – иезуитам. Впрочем, с полной логической последовательностью идея эта выполнена только в Китае. Там правительство публикует список сочинений, которые дозволено читать; так как самой высокой добродетелью оно считает повиновение, то дозволяет лишь такие сочинения, которые благоприятствуют деспотизму. Опасаясь за неопределенные последствия нововведений, оно запрещает преподавание всего, что не исходит от него самого. Чтобы произвести образцовых граждан, оно строго блюдет за их поведением. С величайшей точностью определены правила, как сидеть, стоять, ходить, говорить, кланяться. Ученикам запрещено играть в шахматы, в мяч, пускать змея, играть в волан, играть на духовых инструментах, воспитывать животных, птиц, рыб или насекомых: все эти удовольствия, видите ли, развлекают душу и развращают сердце.

Подобное точное определение, распространяющееся на каждое действие и не терпящее никаких возражений, и есть настоящее осуществление учения о государственном воспитании. Тут речь не о том, правилен или ложен взгляд государства на идеал гражданина, умно или глупо избраны методы воспитания. Согласно гипотезе, на государство возложено известное отправление. Оно не находит никакого уже указанного пути для выполнения этой обязанности. Следовательно, ему остается только выбрать тот путь, который кажется ему самым удобным. Так как нет никакого высшего авторитета, который мог бы оспаривать или утверждать его решение, то оно вправе безусловно приводить в исполнение свой план, каков бы он ни был. Из предположения, что государство должно учить религии, следует вывод, что государство должно решать, какая вера истинная и каким образом следует ее проповедовать; а из положения, что государство должно воспитывать, неизбежно выходит заключение, что оно должно решать, в чем заключается воспитание и каким образом нужно вести это дело. То же строгое папство, которое является логическим последствием в первом случае (гл. XXIV, § 2), оказывается столь же неизбежным и в последнем.

§ 4. Кому не известно, что любовь к детям есть одна из самых могущественных наших страстей? Иметь детей – это почти общераспространенное желание. Во все времена философы описывали, а поэты воспевали силу любви, выражающуюся в блестящих глазах матери, горячность ее поцелуя, ее страстные ласки, ее неутомимое терпение и вечно возбужденное внимание. Всякий мог заметить, до какой степени это чувство берет верх над всеми другими. Посмотрите, с каким живым удовольствием мать присутствует при несравненных подвигах своего перворожденного. Обратите внимание на гордость, с которой показываются каждому посетителю проделки маленького мальчугана, указывающие будто бы в нем скороспелого гения. Наблюдайте тот живой интерес, который принимается отцом в душевном благосостоянии более взрослых детей, и тот страх, с которым он смотрит на их жизненный путь. Побуждения, происходящие из его естественных привязанностей, часто еще усиливаются рассуждением, что комфортабельность его жизни в старости