Соединенные Штаты в период Реконструкции и Позолоченного века, 1865-1896 гг - Unknown Author

121-23, 287; Lawrence Goodwyn, The Populist Moment: A Short History of the Agrarian Revolt in America (New York: Oxford University Press, 1978), 74-89, 110-15; Richard J. Orsi, Sunset Limited: The Southern Pacific Railroad and the Development of the American West, 1850-1930 (Berkeley: University of California Press, 2005), 325-26.

63

Sanders, 122-27; Ruth Birgitta Anderson Bordin, Frances Willard: A Biography (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1986), 175.

64

Различные точки зрения на эти события см. в Louis S. Warren, The Hunter's Came: Poachers and Conservationists in Twentieth-Century America (New Haven, CT: Yale University Press, 1997); Karl Jacoby, Crimes against Nature: Squatters, Poachers, Thieves, and the Hidden History of American Conservation (Berkeley: University of California Press, 2001); John F. Reiger, American Sportsmen and the Origins of Conservation, 3rd, rev., and expanded ed. (Corvallis: Oregon State University Press, 2001).

65

Джон Мьюир, "Горы Калифорнии", в "Nature Writings" (Нью-Йорк: Библиотека Америки, 1997), 363-64, 842-45. Лучшая биография - Donald Worster, A Passion for Nature: The Life of John Muir (New York: Oxford University Press, 2008).

66

Muir, 372-73.

67

Иан Р. Тиррелл, Настоящие сады богов: калифорнийско-австралийская экологическая реформа, 1860-1930 (Беркли: Издательство Калифорнийского университета, 1999), 13, 36-55, 61, 103, 106-8, 113-14, 130, 133-34, 136-38, 161-62.

17.

Центр не выдерживает

Джосайя Стронг провозгласил "последние годы девятнадцатого века" моментом, "уступающим по важности только тому, что всегда должно оставаться первым, а именно - рождению Христа". В эти "необыкновенные времена судьбы человечества на столетия вперед" зависели от следующих двадцати лет американской истории. Если необычные времена требовали необычных людей, то американским избирателям в 1888 году можно было простить мысль о том, что они забрели не на те выборы.1

В 1888 году тариф вышел на первый план. Стиль кампании повторял предыдущие, но вопросы были более узконаправленными. Вопрос касался гораздо большего, чем пошлины на сбивающий с толку набор товаров; он нес в себе бремя споров об экономической справедливости и морали. Обе партии поставили выборы перед однозначным выбором между защитой и тарифной реформой, но, используя тариф для подчеркивания различий между партиями, и демократы, и республиканцы должны были преодолеть разногласия между своими антимонополистическими и регулярными крыльями. Демократы связали тариф с особыми привилегиями и монополией, выпустив на предвыборную тропу яростную риторику конгрессменов-антимонополистов. Сторонники тарифной реформы говорили избирателям, по словам газеты Indianapolis Sentinel, что голосование за республиканцев - это голосование за "дешевый виски и табак, дорогую одежду, еду и жилье, бессрочное сохранение военных налогов в мирное время в интересах не государственной казны, а монополии". Республиканцы, в свою очередь, представили кампанию как борьбу за "промышленную независимость", повышение заработной платы и благосостояние рабочих, чтобы преодолеть углубляющийся раскол между своим антимонополистическим крылом и регулярными партиями, симпатизирующими капиталу.2

В конечном итоге выборы имели больший вес и значение, чем кандидаты или тарифы, но это станет ясно только в ретроспективе. В 1888 году политическая система перекосилась, потеряла равновесие и не выправлялась почти десятилетие. Когда она восстановилась, она была уже другой: менее демократичной, более централизованной и более зависимой от корпоративного финансирования. Партии, собравшие свои силы в 1888 году, все еще были старыми коалициями, опиравшимися на глубокую этнокультурную лояльность, но эти коалиции распадались. Новые проблемы и настоятельные реформаторы выдвигались вперед, бросая вызов способности партий привить евангелические и экономические реформы к старым этнокультурным корням.3

Переизбрание Гровера Кливленда было практически обеспечено, поскольку он был единственным успешным кандидатом в президенты от демократов со времен Гражданской войны. Однако выдвижение Бенджамина Гаррисона зависело от сдержанности Джеймса Г. Блейна, который обладал популярностью Улисса Гранта, многими его недостатками и даже близко не стоял к его достижениям. В 1888 году Блейн покинул страну, отправившись в уменьшенную версию мирового турне Гранта 1880 года. Он ограничил свое путешествие Европой. Он общался с богатыми людьми и посылал домой заявления. Будучи человеком с высокими тарифами, Блейн в июне отправился вместе с Эндрю Карнеги в замок Клюни в Шотландии, который на самом деле был не замком, а поместьем в Хайленде площадью 11 000 акров, полностью укомплектованным слугами. Репортеры, по словам одного из участников поездки, следовали за ними "по железной дороге, верхом и на трехколесном велосипеде". Блейн заявил, что не является кандидатом, но намекнул, что, хотя отказ от участия в президентских выборах - это хорошо для него, это не обязательно хорошо для Республиканской партии или Соединенных Штатов. Казалось, он был более чем открыт для драфта, поскольку у него была мощная организация, работавшая над тем, чтобы завести съезд в тупик. Карнеги был менее сдержан. Он отправил послания, в которых заверил съезд, что Блейн примет номинацию, если будет выдвинут. Затем Блейн заявил, что не согласится, но мало кто ему поверил.4

Враги Блейна всегда говорили, что он лжив и двуличен, но его самый страшный враг, Роско Конклинг, замолчал. Он погиб в результате снежной бури 88-го года. 12 марта, когда скорость ветра достигала семидесяти пяти миль в час, температура упала до нуля, а снега выпало более шестнадцати дюймов, буря полностью закрыла Нью-Йорк. Электрические провода болтались на улицах, которые сугробы сделали почти непроходимыми. Те таксисты, которые еще оставались в наличии, подняли цены на проезд, что, хотя он и не был человеком, известным занижением стоимости своих услуг, возмутило Конклинга. Он отказался платить 50 долларов за такси до своего клуба. Он пошел пешком. Дорога заняла три часа, и по прибытии он упал в обморок. Поначалу казалось, что ему не было хуже, но он подхватил ушную инфекцию. Среди его лечащих врачей был доктор Д. Хейс Агню, который также лечил Гарфилда после того, как в него стреляли. Агню справился с Конклингом не лучше. Пациент заболел бронхитом. 18 апреля у него отказало сердце. Роберт Ингерсолл, который, несомненно, знал лучше, восхвалял "независимость, ... мужество и ... абсолютную честность" Конклинга.5

Индифферентность не сработала для Гранта, не сработала она и для Блейна. Борьба за номинацию превратилась в битву жителей Среднего Запада. Брат Уильяма Текумсеха Шермана, сенатор Джон Шерман из Огайо, занял лидирующую позицию. Благодаря своей теплоте и обаянию Шерман получил прозвище "Огайская игла", и его преимущество на первых порах таяло. Бенджамин Харрисон, уроженец Огайо, но ныне житель Индианы, выиграл республиканскую номинацию в восьмом туре голосования. Демократы ликовали. По словам сенатора от Алабамы Джеймса Л. Пью, у него было "больше способов вызвать неприязнь людей, чем у любого другого человека, которого я когда-либо встречал в Конгрессе". Сенатор Мэтью Батлер из Южной Каролины считал: "Если мы не можем победить Гаррисона, мы не можем победить никого".6

Харрисон был отпрыском политической династии, но до