«Что-то должно было улучшаться…». Разговоры со Штефаном Мюллер-Домом и Романом Йосом - Юрген Хабермас

нисколько, по-моему, не возросла, и теперь отовсюду призывают вспомнить о «боеспособности». Но мы вроде бы верили, что военное насилие из былых времен – это неприличный и уже (по крайней мере, в Европе) устаревший метод для разрешения международных конфликтов, не так ли? Коротко говоря: когда разразилась война, нам стоило не только солидаризоваться с невинными жертвами нападения, не только размахивать флагами и произносить громогласные лозунги, нам нужно было еще ужаснуться войне как таковой. Во что вылились наши начинания спустя два с лишним года – это, по-моему, хуже всего. Поддержка Украины – совершенно необходимая, но стратегически непродуманная – все больше милитаризирует западную политику и бестолковую западную элиту. Никоим образом не критикую само решение помогать; но я против той бездумности, с которой Запад – не имея никаких собственных инициатив – опять отдается рефлексам, выработанным в годы холодной войны.

Что изменилось, когда война подошла к нашему порогу? В чем, на Ваш взгляд, суть этой новой эпохи?

По личному опыту могу дать простой ответ. Моему поколению при нашей взрослой жизни была дарована в историческом плане очень необычная политическая судьба – нам, в передовых западных странах, довелось до конца XX века и даже чуть дольше пожить в мирном и постоянно развивающемся обществе. Развитие это – далеко не беспроблемное и с политической точки зрения удовлетворявшее интересам далеко не всех общественных сословий – досталось нам, разумеется, не просто так, а мирная жизнь, рост всех средних показателей, социальные гарантии и благосостояние вместе с, самое главное, распространением и укреплением принципов правового государства и демократии были, естественно, приобретены в нашем маленьком привилегированном мирке ценой лишений, страданий, угнетения, эксплуатации и войны в других частях света. Постколониальная критика с полным правом нам об этом напоминает. Но теперь сами тенденции к росту и развитию относительно быстро сворачиваются. В этом можно усматривать симптом относительного упадка западного мира или, по крайней мере, первые признаки геополитического перелома. Повсеместное пробуждение варварства и насилия, теперь и на Ближнем Востоке, ослабление общественной интеграции в западных обществах, распад либеральных политических культур, упадок демократических партийных систем и государственно-правовых институтов, уничтожение политической публичной сферы и ее общественно-гражданской базы: все это происходит во многих странах и заставляет – причем, по-видимому, не только меня – опасаться всемирного политического регресса, причем достаточно долгосрочного. В девяностые годы, наоборот, был недолгий период, когда казалось, что Европа сможет все-таки собраться с силами и что США (на тот момент – безоговорочная сверхдержава) приложат все силы к дальнейшему и максимально широкому политическому проведению того порядка, основанного на правах человека, что сложился после 1945 года. Сегодня же, посреди глобальных волнений, ни в США, ни в Европе я не вижу политических мыслителей и политических сил, способных занять достаточно самокритичную позицию, взглянуть в будущее и выдвинуть приемлемые альтернативы действия.

Об относительном упадке западного мира Вы говорите в геополитическом смысле?

Война в Украине прежде всего заставляет признать давно уже назревавшие изменения в геополитической ситуации: господство американской сверхдержавы подходит к концу, что становится вызовом и для Европы, во многом от США зависимой. И пока население вместе со своими политическими элитами не осмыслит в реалистическом ключе этот перелом, пока все мы будем, регрессируя, держаться за устаревшее политическое самопонимание, то и российскому реваншизму противостоять будет довольно слабый, растерянный Запад, не понимающий даже собственной слабости. Европа продолжает свою небрежную политику и словно не замечает того факта, что непререкаемая сверхдержава XX века уже по большей части растратила свой кредит нравственного доверия: началось все как минимум с авантюр Буша-младшего, продолжилось бездействием Обамы и окончательно подтвердилось иррациональными выходками того же Трампа. Слабость Запада еще очевиднее проявляется в совершенно безрассудной политике Европейского союза, по сути своей обезглавленного: давно уже парализованный внутренними конфликтами, Союз не мог и может выработать никакой общей перспективы действия. На протяжении трех десятилетий я последовательно – и безрезультатно – призывал к укреплению связей в самом сердце Европы, что дало бы нам хоть какую-то способность к действию. Вместо этого трехцветная коалиция в нашем правительстве стала по своим помыслам еще более узконациональной, чем даже их предшественники. С началом украинской войны весь Европейский союз целиком оказался в руках ведущей державы НАТО: под выдуманным прикрытием – якобы при Байдене Запад снова невиданным образом сплотился. Мы игнорируем тот факт, что политика самих США не просто выведена из равновесия с бурным развитием Китая; все гораздо хуже – в Соединенных Штатах пошатнулись институциональные основы государства как такового. Распад общественно-политической сферы и партийной системы уже давно был предсказуем, но теперь под вопросом и авторитет Верховного суда (поскольку его решения явно политизируются со времен дела «Буш против Гора» и доверия уже не вызывают), а само правительство США становится непредсказуемым для партнеров, что объясняется, видимо, расколом американского электората (сам этот раскол вызван, скорее всего, социально-экономическими причинами, однако внешние его проявления – очень тревожные – можно скорее назвать культурно-политическими)[8]. Геополитическое нисхождение сверхдержавы длиться может не меньше, чем восхождение, и в любом случае связано с огромным риском. Что меня беспокоит в Европе, так это наша полная беспомощность еще и перед лицом правого популизма: феномен этот становится все заметнее, причем в тех странах, которые еще недавно считались выраженно демократическими. Национальная подоплека у правых популистов может разниться от страны к стране, однако иррациональные черты поведения очевидным образом сближают их с американскими сторонниками Трампа. Потенциал этих политических сил явно возрастает прямо на наших глазах, и до сих пор – меня это особенно раздражает! – мы не нашли этому никакого убедительного объяснения. А пока не поймем сам феномен, мы не сможем и отреагировать на него подобающим образом. Новые вызовы – миграция и социальные медиа – во многом, конечно, способствуют явлению безнадзорности в нынешней политической культуре. Но первопричина такого эпохального поворота должна залегать гораздо глубже. Это могут быть, допустим, неосознаваемые, но интуитивно заметные геополитические сдвиги, являющие себя в западных правительствах через потерю политического контроля и одновременно проглядывающие во все растущем раздражении уязвимых социальных групп внутри нашего населения, по мировым стандартам весьма привилегированного. Другой возможный мотив: предчувствие неудержимо наступающего экологического кризиса, на который мы не сумели вовремя и в достаточной степени отреагировать, что позволило бы избежать основного ущерба. Те, кто отрицает подобный кризис, боятся его еще больше других. Но все это на данный момент есть не более чем спекуляции относительно загадочного, аномального – и притом все возрастающего – правопопулистского потенциала внутри наших обществ. Нужно как минимум отдавать себе отчет: есть здесь нечто такое, чего мы еще не сумели понять.

И к каким выводам все это Вас подтолкнуло?

Что взгляды у меня очень мрачные, и объясняется это, видимо, субъективным старческим пессимизмом. Надеюсь, что все не так плохо, как мне кажется: а если надежда моя не оправдается, то останется у меня всего один умозрительный вопрос, с которым я хотя бы не совсем отступлю от своих фоновых представлений касательно кумулятивных процессов обучения. Интуитивное понимание процессов обучения и их кумулятивного воздействия на человеческую историю складывалось у меня и прояснялось на всем протяжении моей жизни; теперь я уже слишком стар, чтобы отбросить эту идею и отдаться унылой концепции о циклическом круговращении культур или сил, восходящих и нисходящих. Историю я всегда рассматривал как поступательное движение разума, постоянно сталкивающегося с препятствиями в виде очередных форм регресса. Мы уже успели о многом поговорить, так что такая формулировка, в свете сказанного, не звучит, надеюсь, высокопарно. Ведь ослабленный, постметафизический разум, который должен еще пройти через коммуникацию и умы людей, ничего не меняет в соотношении добра и зла, не учит о «хорошей жизни», не обещает благодати