Политические сочинения. Том IV. Политические опыты - Герберт Спенсер

или же предполагаем ее естественным образом развившеюся. Знакомство с человеком в том широком смысле, какой предполагается антропологией, было во времена Канта незначительно. Описаний путешествий было сравнительно немного, и заключавшиеся в них факты касательно человеческого ума у различных рас не были еще надлежащим образом сопоставлены и обобщены. В наше время понятие совести, изучаемое индуктивным путем, не имеет уже ни того универсального смысла, ни того единства, которые присваивает ему кантовское положение. Дж. Леббок пишет: «В самом деле, как мне кажется, о низших человеческих расах можно сказать, что они лишены идеи справедливости… мысль, что могут существовать человеческие расы, совершенно лишенные нравственного чувства, была совершенно противоположна тем предвзятым идеям, с которыми я приступил к изучению жизни дикарей, и я пришел к этому убеждению лишь мало-помалу и даже с неохотою» (Начала цивилизации. Пер. под ред. Корончевского. СПб., 1876. С. 295).

Но обратимся теперь к фактам, на которых основывается это убеждение, – к фактам, которые мы почерпнем из отчетов путешественников и миссионеров.

Восхваляя своего умершего сына, Tui Thakau, предводитель племени Фиджи, заговорил в заключение об его отважности и необыкновенной жестокости, ибо он был в состоянии убить свою собственную жену, если она его оскорбила, и тут же съесть ее (Erskine J. E. Western Pacific. Р. 248).

«Пролитие крови для него не преступление, а доблесть; быть признанным убийцей составляет для фиджийцев предмет ненасытного их честолюбия» (Rev. Т. Williams. Fiji and the Fijians. Vol. I. P. 112).

«Печальный факт представляет то, что когда они (зулусские мальчики) достигнут известного, впрочем очень раннего, возраста, они получают право, в случае если мать захочет их наказать, тут же убить ее» (Thompson G. Travels and Adventures in Southern Africa. Vol. II. P. 418).

«Убийство, прелюбодеяние, воровство и т. п. преступления не считаются здесь (Золотой Берег) грехом» (Bosman W. Description of the Coast of Guinioa. P. 130).

«Укоры совести ему незнакомы (Вост. Африка). Единственное, что его пугает после совершения какого-либо предательского убийства, – это посещение гневной тени убитого» (Burton R. F. Lake Regions of Central Africa. Vol. II. P. 336).

«Я никак не мог объяснить им (обитателям Вост. Африки) существование доброго начала» (Baker J. The Albert N’ianzat. Vol. I. P. 241).

«Члены племени дамара[50] убивают бесполезных и бессильных людей; даже сыновья удушают своих отцов, когда те заболевают» (Galton F. Narrative of an Explurer in Tropical South Africa. P. 112).

«Племя дамара, по-видимому, не имеет ясных понятий о добре и зле» (Ibid. P. 72).

Приведенным здесь фактам мы могли бы противопоставить факты обратного характера. Как противоположную крайность, мы приведем несколько восточных племен – язычников, как их называют, обнаруживающих добродетели, которые западные нации, называющиеся христианскими, только проповедуют. В то время как европейцы жаждут кровной мести почти так же, как самые первобытные из дикарей, существует несколько скромных племен, живущих в горах Индостана, которые, как, например, депчасы, «удивительно легко прощают обиды»[51]. Кэмпбелл приводит «примеры сильно развитого чувства долга у этих дикарей»[52]. Те черты, которые мы считаем присущими христианскому учению, проявляются в самой высокой степени в племени арафуров (папуасы), которые «живут в полном мире и братской любви между собой»[53]; так что власть у них существует только номинально. Что касается различных индийских горных племен, как, например, санталы, соурасы, мариасы, лепчасы, бодосы и дималы, то различные наблюдатели многократно свидетельствуют о них, что «это самый честный народ, какой я только встречал[54], «преступления и уголовные кары им совершенно незнакомы»[55], «симпатичной чертой их характера является их полнейшая добросовестность»[56], «они отличаются необыкновенною добросовестностью и честностью»[57], «они удивительно честны»[58], «честны и верны на деле и на словах»[59]. Независимо от расы мы встречаем эти черты вообще в людях, которые продолжительное время пользовались миром (однородный антецедент), будь то якуны полуострова Малакка, которые никогда еще, насколько известно, ничего не украли, даже самого ничтожного пустяка[60] или госы (в Гималаях), среди которых достаточно сомнения в чьей-нибудь честности или правдивости, чтобы приговорить человека к самоуничтожению[61]. Так что в отношении совести эти некультурные народы настолько же превосходят среднего европейца, насколько культурные европейцы превосходят грубых варваров, описанных нами выше.

Если бы эти и другие подобные им факты известны были Канту, они не могли бы не повлиять на его представление о человеческом духе и, следовательно, на его этические воззрения. Уверенный в том, что один предмет его благоговения – звездный мир – есть результат эволюции, он мог бы, под влиянием фактов, подобных вышеприведенным, предположить, что и другой объект его благоговения – человеческая совесть – подвергалась некоторой эволюции и имеет, следовательно, реальную, отличную от кажущейся, природу.

Но нынешние ученики Канта не имеют права на то оправдание, которого заслуживает их учитель. Они окружены мириадами фактов различного рода, которые должны бы заставить их по крайней мере призадуматься над этим вопросом. Вот некоторые из них.

Хотя в противоположность дикарю, предполагающему все именно таким, каким оно ему представляется, химики давно уже знали, что различные вещества, кажущиеся нам простыми, в действительности оказываются сложными и часто даже чрезвычайно сложными, тем не менее, до Гумфри Дэви даже химики были убеждены, что некоторые тела, противостоявшие всем известным способам разложения, должны быть причислены к элементам. Но Дэви, подвергнув щелочи действию не применявшейся до тех пор силы, доказал, что это окислы металлов; предположив то же самое относительно земель, он таким же путем доказал и их сложность. Здравый смысл не только дикаря, но также и культурного человека оказался неправым. Более широкое знание, по обыкновению, привело к большей скромности, и со времен Дэви химики стали питать меньше доверия к тому, что так называемые элементы действительно простые тела, и, наоборот, постоянно возрастающий многообразный опыт заставляет ученых все более и более подозревать их сложность.

Как земледельцу, который выкапывает известняк из земли, так и плотнику, который пользуется им в своей мастерской, известняк представляется самой простой вещью в мире, и 99 человек из 100 согласились бы вполне с ними. Между тем кусок известняка по своему строению чрезвычайно сложен. Микроскоп показывает нам, во-первых, что известняк состоит из мириад раковинок Foraminifera, во-вторых, что он заключает в себе не один только этот род раковин и, наконец, что каждая мельчайшая раковина, целая или ломаная, состоит из массы камер, из которых каждая некогда заключала живую особь. Таким образом, при обыкновенном, хотя и тщательном, осмотре настоящая природа известняка не может быть открыта, и для того, кто