Волхв - Сергей Геннадьевич Мильшин

Сергей Мильшин

Волхв

© Мильшин С.Г., 2025

© ООО «Издательство «Вече», 2025

* * *

Пролог

Крупные клеверные головки раскачивались перед лицом, обволакивая запахом незрелого мёда. Над головой вздрагивали нежно-зелёные кончики крепких дубовых веток – нынешняя уже поросль. Гой[1] Воинко – разведчик дружины русичей тихонько, не щевелясь, втянул ноздрями цветочный аромат. И не ощутил его. Напряженный взгляд, спрятанный меж былок, тело дрожит, словно выгнутое крепкой рукой копьё, и тревога в душе. Что-то не так.

Напротив дубового леска, саженях в ста, возвышались стены-колья храма Белбога, обвитые повиликой. По краю арочного входного проёма с рунами под сводом, славящими Бога Света и освещающими входящих, шелестела мелкая подсохшая листва. Воинко слышал, что в прежние лета храм стоял без ограды, открытый на все стороны света, сверкая на солнце золотыми и серебряными украшениями – подношениями русичей. Но в один срок огромное стадо туров, сорванное с места непонятной для человека тревогой, покатилось на восход, поднимая пыль до самого неба. Волхв, гостивший в дальнем селении, где лечил упавшую с седла дочку местного боярина, спасти божий престол не смог. Стадо туров наводнением пронеслось через незащищенное оградой капище, сровняв храм с землёй. После того случая и появился вокруг светлого места высокий частокол.

Что-то беспокоило Воинко, что-то неуловимое, словно касание лёгкого ветерка влажной щеки. Ощутив неясную тревогу при приближении к родным местам, он оставил коней привязанными к дереву в чаще, а сам, сделав солидный крюк по заросшему дикотравьем дубняку, оказался перед храмом. Здесь и залёг в густом клевере напротив входа.

Высоко, в голубой бескрайности утопал хищный сапсан, вольно раскинувший упругие крылья. По левой стороне, если повернуть голову и приподняться, можно было разглядеть соломенные крыши родного села Воинко – Хотмы, вытянувшегося вдоль широкой реки Донец. Ещё закругляя путь через дубняк, Воинко глянул сверху на крайние дома. И ничего подозрительного не заметил. По привычке отыскал камышовую крышу своей избы в окружении яблонь и груш. Как-то там сейчас матушка? Отец погиб в стычке с хазарами, когда парень только ходить выучился, с той поры так вдвоём и живут.

Какая-то баба, покачивая пустыми ведрами на коромысле, спускалась под откос к речке. На другой окраине мальчишки запускали змея. Треугольник мирно трепыхался на ветру, угадывающийся солнечный лик улыбался в складках ткани. Вроде ничего тревожного. Но вот здесь…

Три дня, меняя коней, Воинко неспешно двигался к дому. Шёл спорой рысью. Сильные, высокие русские жеребцы, легко выдерживали темп, тем более что Воинко старался почаще пересаживаться на заводных. Останавливался один раз в день у ручья или родника, встречавшихся тут изобильно. Ослабляя подпруги, выгуливал недолго, пока не остынут. Напоив, отпускал на луг. Пока кони хотя и без удовольствия, но методично объедали подвяленную на жарком Ра траву, спокойно перекусывал сам. В заплечном мешке ещё оставалось немного вяленного мяса да кусок овечьего сыра. К ночи искал место где-нибудь у перелеска. На широкой залитой лунным светом степи его могли увидеть издалека, а вот в тени кряжистых дубов или высоченных ясеней парень оставался незаметным для любого самого пристального взгляда.

Коней отпускал пастись, спутывая. Обученные животные держались неподалёку от хозяина, иной раз напоминая о себе тихим всхрапом, словно говоря: «Не волнуйся, мы рядом». Умные жеребцы днём в степи замечали следы стремительных волков, сторожась, а ночью нет-нет, да и замирали, расслышав далекий вой. Разведчик, угадывая сквозь сон мягкий шорох копыт, не просыпался.

Атаман отправил Воинко с опережением отряда вёрст на тридцать. Парень второй раз участвовал в охранном походе. В прошлый раз всё прошло спокойно, за более чем сорок дней – срок, который требовался бойцам для обхода своих земель, отмеренных чертой, пропаханной былинным Ильёй, не встретили никого из вражеского стана хазаров или залётных степняков. Воинко держался уверенно, а за особые таланты – волчий нюх и острый глаз птицы-хорса – его прозвали почётным именем Рысь.

Теперь атаман доверил отроку ответственное дело – прокладывать путь. За ним с небольшим отставанием двигался передовой отряд разведчиков. Когда степь разбегалась до ококрая, не зажатая перелесками, на самой границе видимого, он угадывал движение бойцов, издалека казавшихся легендарными полканами – полулюдьми-полулошадьми. Бойцы шли ровно, не опасаясь засады, зная, что даже подстреленный из-за куста вражеской стрелой в самое сердце, Воинко, прежде чем уйти в Ирий, успеет уронить знак опасности на пути отряда. Знак – зачарованный амулет с живущим в нем духом Чура – бога-охранника, с виду всего лишь серый камушек – Воинко всю дорогу зажимал в кулаке. Камень обладал способностью впитывать тревожное настроение хозяина, живого или мёртвого, и передавать его на большое расстояние. Отряд разведчиков позади сплошь состоял из характе́рников, для которых ничего не стоило уловить тревогу, испускаемую камнем, за две-три версты. Но пока Рысь был спокоен – спал и камень.

Воинко вспомнил слова волхва Бронислава, от которого атаман и получил амулет, посетив жилище старца вместе с несколькими воинами перед походом.

Сидя на лавке, устало опустив узловатые кисти меж колен, заросший как ствол ивы, несколько лет пролежавший в воде, белоголовый, но до сих пор не седой, несмотря на свои сто пятьдесят лет с гаком, волхв негромко изрёк:

– Амулет – ваша защита, ваше спокойствие в степи. Но больше я рассчитываю не на камень, а на родовые силы, на помощь Богов – суть предков наших. Они помогут в трудный миг. Без их защиты, да без вашей отваги и опыта дедов ваших, этот амулет не больше, чем речная галька. Помните – ваша сила – это вы сами. Прислушивайтесь к своим чувствам – они не обманут.

Столетний помощник Бронислава, шустрый и по случаю серьёзный Матвей вручил воинам заговорённые камни, приговаривая обережную скороговорку: «Вот, камень-аладырь, вражду почует, как ясырь».

Воинко переложил амулет в другую руку, и потная ладонь шоркнула о штанину.

«Что же случилось с Брониславом? Стоящий нескольких воинов, он владеет такими приёмами, до которых Воинко ещё расти и расти. В крайнем случае, волхв мог отвести врагу глаза. Если его убили, то только расслабленного, не ожидающего удара. А это означало, что среди русичей завёлся предатель. – Гой мотнул головой, отгоняя неприятные мысли. – Нет, не может быть».

Будь волхв жив, Воинко почувствовал бы его даже за сто шагов. А уж старик его и того дальше. Уже бы вышел за частокол, щурясь на Ра, насмешливо призывая