Могущество Ничто - Александра Давид-Неэль

Подобное дело нельзя было доверять женщине, такой недалекой женщине, как Пасангма. Пастух решил заняться этим сам и, дабы произвести впечатление довольно состоятельного человека, законного владельца ценной вещи, надеть облачение из гранатового пурука, которое он бережно хранил на случай прибытия в город, где плащ из овчины досадным образом выдавал бы в нем дрокпа с высокогорных пастбищ. Кроме того, он вознамерился въехать туда па коне.

Из осторожности Лобзанг должен был не допустить, чтобы кто-нибудь заподозрил, будто он один; ему следовало рассказывать, что он странствует вместе с несколькими друзьями, с которыми вскоре встретится независимо от того, найдет покупателя или оставит ковчежец себе.

В то время как беглец намечал этот план, в его голову вновь закрались недобрые мысли. Пасангма… эх!., она начинала ему мешать. Женщина замедляла их продвижение, лишив его лошади, а также съедала часть провизии… Пастух прогнал эти навязчивые мысли. В данный момент он должен был думать только о продаже ковчежца.

С того места, где расположились беглецы, не было видно ни одного дома или палатки, и Лобзанг не представлял себе, скоро ли, если ехать дальше, им встретилось бы какое-нибудь жилье. Казалось, лучше повернуть назад, чтобы добраться до небольшого скопления построек — то ли селения, то ли деревенского монастыря, замеченного накануне вдали.

Сказано — сделано: он отправится туда на следующий день до рассвета.

У Лобзанга по-прежнему кружилась голова от долгого голодания, но осознание принятого решения успокаивало мучительное умственное возбуждение.

И все же молодой человек решил подождать, пока окончательно не стемнеет, прежде чем открывать ковчежец. Он собирался сделать это днем, в каком-нибудь людном месте, и теперь боялся увидеть при свете, как совершает кощунство: берет бирюзу своей рукой, запятнанной кровью.

Убийцу снова начал сковывать страх. А что, если окружавшие его бесы только и ждали этого момента, чтобы наброситься на него и разорвать на части? Очевидно, первое решение было наилучшим. Следовало открыть ковчежец при ярком солнечном свете, способном обратить призраки в бегство.

Но можно ли было откладывать задуманное еще на один день?.. Лобзанга слишком мучил голод; разве угасающие силы позволили бы ему совершить еще один долгий переезд? Разве он мог бы оставаться после этого настолько рассудительным и ловким, чтобы вести переговоры с хитрыми покупателями, жаждущими его одурачить?.. Нет, медлить больше было нельзя.

Пастух предавался этим раздумьям, когда вдали послышался вой. Лобзанг вздрогнул; он подумал, что это дурное предзнаменование. Затем он начал сомневаться: были ли это настоящие волки или более грозные существа, упорно преследовавшие его с того самого дня, когда он… Перед мысленным взором убийцы вновь предстал образ гомчена, устремившего на него пылающий взор, а затем безжизненно застывшего на своем сиденье.

Лобзангу пришлось напрячь всю свою волю, чтобы изгнать из памяти прошлое и думать только о будущем. После продажи бирюзы перед ним должен был открыться новый путь, а все остальное — утратить значение.

А пока следовало пе спускать глаз с лошади — близость волков требовала от него бдительности. Пастух решил привязать животное поблизости от места своей стоянки.

— Следи за огнем, — приказал оп Пасангме. — Держи груду джува и сухой травы под рукой, чтобы разжечь яркое пламя, если понадобится. Где-то рядом бродят волки. Они могут почуять запах нашей лошади.

— Ты слышал волков? — спросила Пасангма. — А я ничего не слышала.

Лобзанг промолчал. Он размышлял, Похоже, он один слышал вой. Стало быть, эти звуки предназначались для него одного. Значит, скорее всего, это были не волки, рыскавшие в поисках добычи, а «невидимки», охотившиеся за ним, своей будущей жертвой… Пастух снова начал бредить.

Лобзанг взял себя в руки и пошел за лошадью, которая паслась поблизости от лагеря. Он воткнул в землю рядом с ней колышек и привязал к нему узкий ремень, обмотав его вокруг одного из конских копыт.

Затем пастух присел на корточках у огня. Его бил озноб; то была необычная дрожь. Казалось, все его внутренние органы пришли в движение и бешено скачут в замкнутом пространстве тела.

Долгожданный миг настал.

Лобзанг просунул руку за пазуху и достал оттуда ковчежец.

— Ты собираешься его продать! — воскликнула наблюдавшая за ним Пасангма.

В ее тоне слышалась безудержная радость: вскоре она сможет поесть и продолжить путь туда, где будет наслаждаться счастливой жизнью, которую обещал ей любовник!

Но последний бросил на Пасангму столь угрюмый и злобный взгляд, что испуганная бедняжка опустилась на землю, закрыв лицо руками.

Лобзанг перерезал ножом шнурок, па котором висел у него на шее ковчежец. Он распорол красный суконный мешочек, засаленный от долгого пребывания на груди людей, редко прикасавшихся к воде. Показался ковчежец, также поблекший от старости. Он и вправду был искусно сделан из серебра, а также украшен крошечными золотыми лотосами, в сердцевину которых были вставлены жемчужины. Предмет был гораздо красивее, чем предполагал Лобзанг, и, в самом деле, являлся достойным обиталищем необыкновенного сокровища.

Пастух долго держал ковчежец в руке, не решаясь его открыть.

Ночь была спокойной, кругом царила мертвая тишина. Множество звезд, словно внимательные глаза, казалось, вглядывались в необъятные безлюдные просторы, спавшие среди неизъяснимого безмолвия.

Наконец, Лобзанг открыл ковчежец. В свете костра было видно, что он до отказа заполнен выцветшим шелком, некогда ярко-голубого цвета. Как водится, ткань, разрезанная на полосы, должна была окутывать драгоценную реликвию, хранившуюся в ковчежце. Чрезвычайно осторожно Лобзанг начал расправлять складки скомканной ткани. Он разматывал ее снова и снова, все медленнее и медленнее; и вот уже в его пальцах осталась лишь тонкая палочка шелка… последняя складка… больше ничего. По одежде Лобзанга волочился длинный лоскут рваного голубого шелка.

Удрученный пастух просунул палец внутрь ковчежца, чтобы ощупать дно, встряхнул предмет… Ничего. Ковчежец был пуст. А он, Лобзанг, ради обладания несуществующим волшебным сокровищем убил своего Учителя, тем самым отдав себя на растерзание полчищам бесов!

Пастух вскочил и, швырнув ковчежец на землю, издал нечеловеческий вопль.

Лошадь, устрашенная этим диким криком, с ржанием встала на дыбы, резким движением порвала ремень своей привязи и, обезумев от ужаса, умчалась в темноту. Лобзанг на миг застыл, остолбенев от неожиданности, а затем бросился вдогонку за убежавшим животным.

Пасангма осталась сидеть, потрясенная.

Любовник никогда не рассказывал ей о драгоценности, сокрытой в ковчежце, который он носил на своем теле; женщина не знала, что он совершил преступление, чтобы завладеть сокровищем, и не могла понять, чем вызван приступ буйного помешательства, который она наблюдала.

Она стала думать о единственном понятном ей происшествии: их лошадь убежала, а Лобзанг,