Далеко от неба - Александр Федорович Косенков

меня с собой прихватили. Значит, зачем-то я им нужен. Первым делом надо выяснить, где Любаша, а потом будем посмотреть. По обстоятельствам. Пора вроде в себя приходить для дальнейших уточнений, что, к чему и как».

— Как там наш спецгруз? Что-то долговато он в бессознанке.

— Я когда такую порцию амурскому тигру в ляжку засадил, он часа три в отключке кантовался. А когда очухался, еще часов пять-шесть, как лох обкуренный, кайф ловил. За ухом чесали, за хвост тянули — полный абзац. Смеху было. Хозяин тайги, как котяра позорный. Дурней пьяного ежика.

— Не загнется?

— Не должен. К вечеру отойдет. Федька, глянь, как он.

Кто-то подошел и присел рядом на корточки. Василий открыл глаза и встретился взглядом с Федькой Оборотовым. Тот испуганно отшатнулся, но тут же расплылся в дурацкой улыбке, обнажив прокуренные кривые зубы, и дурашливо завопил: — А я такой счастливый, как айсберг в океане…

— Чего базлаешь, придурок? Слуха нет, а орешь, как Попандопуло, — возмутился Домнич.

— Глядит!

— Отвали. Рано ему еще глядеть. Пусть кемарит, пока не взлетим.

— Котяра амурский тоже, между прочим, через три часа одним глазом глядеть стал. Только без всякого понятия об окружающей действительности, — решил прояснить ситуацию с Василием еще один из проценковских братков. И, немного помолчав, добавил, явно кого-то успокаивая: — Он сейчас вроде как после операции по удалению жизненно важного органа. Сам себя не видит. Будем посмотреть, как выгребать будет. Были отрицательные примеры.

— Как бы не сдурел от перемены декораций, — неожиданно для самого себя озаботился Домнич. — В «Севастопольском вальсе» как-то помощник режиссера акты по пьяни перепутал. Вызывает приму на сцену, та выпархивает в полной боевой готовности, а там не то война, не то матросы палубу драят. Нет бы смыться потихоньку, торчит, как дура, посреди сцены, под ногами путается. Так у ней по такому случаю истерика на два месяца. Шесть спектаклей отменили.

— Командир, когда взлетаем? — перебил Домнича начальственный голос. — Спецгруз требует срочной доставки на место. В случае задержки возможны непредвиденные осложнения.

— Минут через пять-десять облачность по хребтику скинут. Сразу снимемся, — отозвался из командирской кабины голос пилота.

— Да не будет, шеф, никаких осложнений. Мужик в железной отключке. Можно хоть сейчас распаковывать. Беру на себя полную ответственность.

«Раз хребтик, значит, на наш участок летят. Ну, пока они мне Любашу в целости и сохранности не предоставят, хрен им, а не полет по намеченному маршруту».

Собрав силы, он осторожно подогнул ноги и сильным толчком от пола попытался сесть. Попытка удалась лишь наполовину. Привалившись к груде рюкзаков, он резко выпрямил ноги, подсекая все еще сидящего перед ним на корточках Федора. Боковым зрением уловил, как несколько сидящих фигур вскочили на ноги.

— Полет отменяется, — прохрипел он, пытаясь сесть поудобнее.

Из всех находящихся в салоне Ми-восьмого сидеть остались лишь Проценко, Шабалин и сладко посапывающий Чикин — утомился за прошедшую ночь. К тому же крепенько приложился к дорогому марочному коньяку по случаю успешно проведенной операции. Остальные вскочили на ноги. Домнич на всякий случай отступил к выходу, а Федька откатился в самый хвост вертолета.

— Вот тебе и тигра амурская, — наставительно попенял кому-то Шабалин. — Почеши ему за ухом. Только смотри, чтобы он тебе хвост не выдернул.

Разглядев, что пленник по-прежнему связан и беспомощен, остальные успокоились и расселись по местам в ожидании взлета.

— Действительно, любопытный экземпляр, — ни к кому не обращаясь, процедил Проценко и наклонился, внимательно вглядываясь в Василия. До сих пор у него не было возможности разглядеть его. Встретив ненавидящий взгляд пленника, выпрямился и приказал: — Развяжите!

— Я бы не рисковал, шеф, — неуверенно возразил один из его подручных, только что ручавшийся за полную беспомощность связанного по рукам и ногам Василия.

— Ты же мне только что полную гарантию сулил, — зло процедил Проценко. — Вот и ответишь по полной в случае чего. Развязать, я сказал!

Выглянувший на шум из кабины второй пилот, увидев, что все сидят на своих местах, поднял трап и захлопнул дверь, коротко бросив сидевшему у входа Домничу: — Все оʼкэй! Взлетаем.

— Будь, как вольный ветер, — устало махнул рукой Домнич. — Осторожней на поворотах.

Вертолет затрясся предвзлетной дрожью и медленно, словно нехотя, оторвался от земли.

Один из проценковских подручных, несколько минут назад похвалявшийся своим бесцеремонным обращением с усыпленным амурским тигром, нехотя направился к Василию и стал распутывать веревки, крепко спеленавшие ноги пленника. Василий закрыл глаза, чтобы ненароком не выдать блеснувшую в них радость, и ослабил напрягшиеся мускулы, демонстрируя накатившее после неудачной попытки освобождения безволие.

— Руки развяжи! — приказал Проценко. — Не полный же он идиот играть шестерками против тузов. Да еще когда наш расклад. Так, что ли, господин начальник? — спросил он сидевшего рядом с ним Домнича.

— Что имеется в виду? — рассеянно спросил тот, глядя с явным неодобрением, как освобождаются от пут руки Василия.

— Имеется в виду, что если ваш местный супермен не дебил, то должен осознать свою полную зависимость от обстоятельств. Имеется в виду не то, что он один, а нас много, а то, что его симпатичная пассия… Забыл, как ее?

— Любка Бузова, — нехотя подсказал Домнич. — Этой рыжей шалаве теперь за поджег такой срок намотают, мало не покажется.

— Насчет срока, это как суд решит. Не исключено, что отыщутся смягчающие обстоятельства. А вот то, что ее доверили охранять… Как его?

— Юрке Бондарю.

— Вот именно. Он, кажется, ее бывший?

— Ну.

— Очень неосторожное решение. Он мне показался не вполне адекватным, после этого ужасного пожара. У него ведь теперь ни кола, ни двора, кажется? Как бы он с ней чего-нибудь с горя не учинил.

— Купил дуду на свою беду, — неожиданно встрял в разговор Шабалин. — Говорили ему, дураку: не своей смертью помрешь, коли бабу не по силам берешь. Я, говорит, и себя, и ее кончу, если назад не вернется.

— Куда возвращаться-то? — хохотнул Домнич. — Слегка погреться у чужого огня, жаль, нету сердца, что полюбит ея. А ее любовь везут сейчас в неизвестном направлении. Ха-ха-ха… Сюжет спектакля разворачивается к окончательному финалу.

Василий низко опустил голову, стараясь скрыть невольную радость при известии,