Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

— Понятно-понятно, рана случилась неприятная, дальше что?

Опять барон смотрел на кавалера зло.

— Я просил его отвезти меня подальше от людей и ждал ночи, чтобы оборотиться, в облике зверя я любую рану переживал легко и исцелялся уже к утру. Вот к ночи он помог мне разоблачиться от доспеха и одежд, и я стал превращаться…

— А разве не надобно зверю полнолуние? — робко перебил фон Деница отец Семион. — Или в ту ночь оно и случилось?

— Никакого полнолуния не нужно, сказки это, глупость, чаще всего это как с женщинами — приходит само и разом. Да, как с женщинами, вроде живешь себе, живешь, кругом бабы, даже и красивые, а ты их и не замечаешь, неделю или две может так быть, а потом вдруг увидишь нагнувшуюся на огороде крестьянку — и все, огонь в груди. Но когда нужно, можешь и сам в себе огонь разжечь. Так и тут, я даже научился и днем оборачиваться, хотя ночью, конечно, легче это делать.

— За что убили вы монаха? — Волкову уже надоело все это, он хотел покончить с делом.

— За то, что не сказал мне, как тяжка будет эта вечная молодость и какова плата за силу. Ничего он мне плохого не сказал, прежде чем прокусил мне руку.

— А в чем же тяжесть вашей жизни? — поинтересовался священник.

— В том и дело, что жизни и не осталось у меня. Живешь… как скот, влачишь существование от одного обращения до другого, ждешь ночи, изнываешь, стараешься спать больше, и вино, и женщины… — все неинтересно, жизнь протекает в ожидании, а вокруг тебя все чаще и чаще появляются настырные рыцари божьи. — Барон в который раз нехорошо поглядел на Волкова. — Вот и ждешь, когда до тебя доберется какой-нибудь Инквизитор.

— Отчего же вы не уехали, не сбежали? — спросил его кавалер.

Тут уже барон поглядел на него даже с высокомерием, даже, может быть, с презрением.

— Я барон фон Дениц! Владетель поместья Баль! Я не торговец, скитающийся с тележкой, мне некуда бежать с моей земли.

— Собирайтесь, барон фон Дениц, владетель поместья Баль, — сказал кавалер. — Я отвезу вас в Мален. Там вы дождетесь комиссии из Ланна, умным попам все и расскажете.

— Нет, никуда я не поеду, — спокойно отвечал барон, тем временем подходя к коню кавалера и беря его под уздцы. — Я прошу вас, кавалер, свершить правосудие прямо тут, не хочу умирать от рук палача.

Волков даже растерялся на мгновение. Не знал поначалу, что и сказать. Но подумал, что для него приезд святой инквизиции в город — а приедут, скорее всего, товарищи и братья епископа Бартоломея — да и сам процесс будут весьма полезны, это еще раз прославит его и укрепит его репутацию, в том числе и перед герцогом, поэтому он сказал барону:

— Нет, уж больно много вы натворили зла, пусть спросится с вас за все, на то и придумана Святая комиссия, пусть решит инквизиция, а я вам не судья. А чтобы вы ночью не обернулись зверем и снова кого-нибудь не убили, велю я заковать вас в цепи.

Вот тут насмешливый и заносчивый барон вдруг испугался. Лицо его сразу потеряло всякую беспечность, и кавалера это обрадовало: «Что, боишься, барон, инквизиции?»

— Я рассчитывал на то, что имею дело с истинным рыцарем, — проговорил фон Дениц, — потому и не пытался сбежать.

А Волков уже думал о том, как приковать барона к цепи разбойника, если поблизости нет ни одного кузнеца, но его раздумья прервал отец Семион, он подошел к коню кавалера и жестом просил господина наклониться пониже, чтобы слова его никто другой не услыхал, и сразу после этого заговорил тихо:

— Слышал я от братьев-священников неоднократно, что сеньоры всех окрестных земель вас, кавалер, не жалуют. Может, не нужно настраивать всех еще больше против себя? Барон — человек их круга, не всем сеньорам понравится, что вы передали его Святой комиссии. Вернее, всем им это не понравится.

— Вся их неприязнь была из-за графа, а графа уже нет. — Волков хотел поначалу отмахнуться, но вспомнил, что брат Семион — человек весьма дальновидный и умный, и спросил на всякий случай: — А может, у тебя еще есть причина просить за барона?

Отец Семион сначала поджал губы, словно говоря: неужто вы сами не понимаете? Но так как кавалер все еще ждал его ответа, сказал:

— Нашего отшельника уже причислили к лику святых, объявят о том и внесут его в поминания к Рождеству; в нашу часовню, что мы построили, и так люди идут со всей округи, а как его признает матерь церковь, так втрое чаще будут приходить паломники.

«Ах, вот откуда у тебя та твоя сутана из бархата, цепь из серебра — часовенка-то, видно, прибыльна».

Впрочем, поп был, безусловно, прав, а отец Семион и продолжал:

— Только Господу то известно, что наболтает святым отцам господин барон, уж лучше пусть он тут умолкнет. Да и вам это поможет сойтись с другими сеньорами, я уж о том позабочусь, расскажу священникам из соседних приходов, что вы барона хотели сдать в инквизицию, но он вас так умолял этого не делать, так просил о рыцарском поступке, что вы, долг свой пред церковью презрев, согласились на его мольбы.

«А поп прав, может, так даже лучше будет. С господами нужно мириться. Да и не хочется лишаться своего святого, который приманивает ко мне богомольцев со всей округи».

Он выпрямился, вздохнул и обратился к барону:

— Хорошо, фон Дениц, я не буду передавать вас инквизиции, хотя то мне еще скажется, и из милосердия выполню вашу просьбу.

— Я знал, что вы истинный рыцарь, друг мой, — с облегчением произнес барон.

«Нет, не друг я вам». Волков посмотрел на него с неприязнью и ответил:

— Примите причастие и исповедуйтесь. Только не тяните с этим. Отец Семион, исполняйте свой долг.

— Может, мне оно и не нужно, причастие, — отвечал барон. — Да и исповедался я уже перед вами.

— Нет, все должно быть исполнено по канону. Я Рыцарь Божий, иначе я не смогу исполнить то, о чем вы просите, барон, — строго сказал кавалер.

Без единого слова барон и священник отошли к тому самому кривому дереву, которое Волков уже отметил как удобное и запоминающееся место. Пока барон снова что-то рассказывал попу, Волков слез с лошади, вытащил из ножен