Звери в моей жизни. Путь кенгуренка. Поймайте мне колобуса. Поместье-зверинец - Джеральд Даррелл

сказали, что этот участок предназначен под плантацию какао, рано или поздно его все равно расчистят. Наконец с треском рухнуло последнее высокое дерево, которым гверецы могли воспользоваться для бегства, осталось несколько пальм, а их достаточно было лишить зеленого убора. Ложась на землю, срубленные листья хрустко шелестели… Удивительный это был звук, словно приседали дамы в накрахмаленных кринолинах.

Усилиями моих доблестных охотников была расчищена изрядная площадь вокруг заветного дерева, и я с интересом ждал, что последует дальше. А последовало нечто вроде перерыва на чай в африканском духе. Несколько человек разрубили на куски особую лиану – она внутри полая и содержит много влаги, – и потные, разгоряченные участники облавы утоляли жажду из этого живого родника, возбужденно обсуждая следующий этап операции. Предстояло, как сообщил мне Мохаммед писклявым голосом, «соорудить кучу». Снова заработали пилы и топоры, и под деревом вырос конус из ветвей и пальмовых листьев. Его окружили сетями, затем охотники дружно принялись заготавливать длинные рогатины. Когда обезьяна, соскочив на груду ветвей, попадает в сеть, ее прижимают рогатинами к земле, после чего жертву можно схватить за шиворот и хвост.

Я внимательно наблюдал за макушкой дерева, где собрались обезьяны. Густая листва не позволяла определить, сколько их там, но я рассмотрел оба интересующих меня вида гверец. Наконец Мохаммед доложил, что все готово, и я – не столько потому, что он меня убедил, сколько из отзывчивости – распорядился поднести клетки поближе. Я сильно сомневался, что с такими способами лова что-нибудь получится, но все-таки лучше быть начеку – вдруг каким-то чудом удастся добыть гверецу-другую.

Двое африканцев извлекли откуда-то огромную древнюю пилу, у которой почти не осталось зубьев, перелезли через сети, вскарабкались на конус из ветвей и принялись пилить ствол.

– Что это они затеяли? – спросил я Мохаммеда.

– Если обезьяна подумает, что мы хотим спилить дерево, сэр, она спустится на кучу, и тут мы ее изловим, – объяснил он, вытирая потный лоб.

Я навел на макушку дерева бинокль. Не видно, чтобы пила произвела на обезьян какое-то впечатление… А ствол огромный, таким инструментом и через полгода его не перепилить. Полчаса спустя, убедившись, что парни трудятся впустую, я подозвал Мохаммеда.

Он подбежал ко мне и лихо козырнул:

– Слушаю, сэр!

– Вот что, Мохаммед, так у нас вряд ли что-нибудь получится. Это дерево можно еще сто лет пилить, а обезьянам хоть бы что. Почему бы не испробовать другой способ?

– Слушаюсь, сэр. Какой?

– Если расчистить клочок под самым деревом, чтобы не загорелась вся груда, развести на нем небольшой костер и подбрасывать зеленые листья, много-много зеленых листьев, от них наверх пойдет дым, и тогда, может быть, обезьяны спустятся вниз.

– Хорошо, сэр. Мы попробуем.

Зазвучали команды, отдаваемые пронзительным, как у чайки, голосом, и вот уже клочок земли расчищен, костер разведен. Медленно потянулся вверх дым, обвиваясь вокруг могучего ствола. Я перевел взгляд на обезьян – как они? Почуяв запах дыма, гверецы засуетились, правда без особой тревоги. Но по мере того как на костер ложились новые охапки зеленых листьев и дым становился все гуще, они стали метаться взад-вперед среди ветвей.

Три сотни африканцев, которые только что с диким гомоном сокрушали подлесок, теперь окружили сеть безмолвным кольцом, держа наготове рогатины. Не успел я попросить Мохаммеда, чтобы он передал загонщикам предупреждение: не набрасываться всем сразу на первую же обезьяну (если вообще хоть одна спустится с дерева), а стеречь всю сеть, как прямо с макушки на груду ветвей ловко прыгнула черно-белая гвереца и, к моему изумлению, исчезла среди листьев. Клич, вырвавшийся из груди загонщиков, напоминал восторженный вопль болельщиков после забитого гола. Затем последовала долгая пауза… Вдруг обезьяна появилась снова и бросилась прямо в сеть. Как я и ожидал, большинство загонщиков сорвались с места, выставив рогатины вперед.

– Вели им вернуться в строй… вернуться в строй! – крикнул я Мохаммеду.

Звонкие команды Мохаммеда восстановили порядок. Чтобы управиться с гверецей, достаточно было двух человек. Они пригвоздили сеть к земле рогатинами, и я подбежал, чтобы рассмотреть добычу вблизи. Ухватив обезьяну за шиворот и основание хвоста, один из охотников извлек ее из сети. Это была совсем молодая самка, крепкая и здоровая.

На вид такие смирные и меланхоличные, гверецы тем не менее могут вас пребольно укусить, так что обращаться с ними надо очень осторожно. Мы отнесли пленницу к клетке, посадили внутрь и, захлопнув дверцу, накрыли клетку пальмовыми листьями, чтобы обезьяне было спокойнее. Только я вернулся к дереву, как с него дождем посыпались гверецы. Они мелькали в воздухе с такой частотой, что я не поспевал их считать. А едва коснутся ветвей – тотчас ныряют внутрь, так что и тут не уследить.

Какое поднялось столпотворение! Из кучи ветвей одна за другой в сеть выскакивали обезьяны, ловцы орудовали рогатинами, воздух наполнился возбужденными криками. Шум, гам, полная неразбериха… Бессильный что-либо предпринять, я стоял у клеток, еле поспевая определять пол и вести подсчет обезьян, которых приносили ловцы.

Задним числом подумаешь – просто удивительно, как в голове одновременно умещается столько мыслей. Глядя, как ловцы волокут очередную отбивающуюся жертву, я волновался, не слишком ли крепко они ее держат, не грубо ли обращаются. Тут же надо было определить состояние обезьяны. Если зубы сильно сточены, значит она уже немолода – освоится ли она в неволе? Сажают ее в клетку – надо внимательно следить, как бы впопыхах не прищемили дверцей хвост. И в то же время я соображал, насколько данный экземпляр испуган, насколько взбудоражен. Вынесет ли переезд до лагеря? И если вынесет – скоро ли свыкнется с новой обстановкой?

Любопытно, что большинство гверец уже через два-три часа принимали пищу из моих рук, хотя облава должна была основательно их напугать.

Когда последняя обезьяна была посажена в клетку, мы тщательно перерыли ветви, чтобы убедиться, что под ними никто не притаился. Лишь после этого я смог приступить к индивидуальному осмотру и окончательному подсчету. Пока что я знал только, что нам невероятно повезло, мы в один заход добыли и красно-черных, и черно-белых гверец. Теперь, обойдя все клетки, я насчитал десять красно-черных и семь черно-белых экземпляров разного возраста и размера. И самое главное – разного пола.

Накрытые листьями клетки подвесили к длинным жердям, и колонна загонщиков с победно-ликующими кликами двинулась через лес.

Я тоже ликовал. Столько недель ждали, столько труда и пота вложено в экспедицию, и вот цель наконец достигнута, колобус пойман! Но когда клетки были погружены в кузов большого «лендровера» и мы медленно покатили по ухабам домой, я сказал себе,