Азиатская книга - Александр Михайлович Стесин

когда-то мы с ним гоняли на мотоциклах из Дели в Катманду, представляешь?.. Ладно, пора на боковую. Который у нас час-то? — Сандип заглянул в айфон и вдруг вытаращил глаза. — Опа! Вот это да!

— Что, уже так поздно?

— Да нет, я о другом… Тут такие вещи творятся! Ну и ну! Ничего себе!

— Ну говори уже, не томи.

— Короче, до Варанаси мы, похоже, не доедем.

— Это почему?

— Моди издал новый указ. Сегодня в полночь купюры достоинством в пятьсот и тысячу рупий выводятся из оборота. Завтра все банки и банкоматы будут закрыты, а начиная с послезавтрашнего дня у людей будет месяц, чтобы обменять старые деньги на новые. Тем, кто захочет обменять больше трехсот тысяч рупий, придется платить шестидесятипроцентный налог.

— Что-то я ничего не пойму.

— Ну как, это такой способ борьбы с теневой экономикой. Сейчас налоги в Индии платят около трех процентов населения. Все остальные хранят деньги у себя под подушкой.

— Сколько же денег у них под подушкой?

— У кого сколько. Например, у моего шурина Навина в подвале лежит около миллиона долларов. И все купюрами в пятьсот и тысячу рупий. У моего тестя Ашватхи, с которым ты знаком, и того больше. Теперь они могут этими деньгами подтереться.

— Или обменять их на новые, уплатив налог…

— Ну нет, на это никто не пойдет. Шестидесятипроцентный налог — это еще полбеды. Деньги можно менять, только если открыть счет в банке. А принести в банк такую сумму — значит засветиться. Это все равно что прийти с повинной. Кому охота?

— А какое отношение все это имеет к нашей поездке в Варанаси?

— Самое прямое. Завтра ни у кого, включая нас, не будет наличных. А кредитку в Индии почти нигде не принимают. Как мы будем расплачиваться за еду, за бензин и за все остальное?

— Стоп. У меня идея. Который час?

— Без четверти одиннадцать.

— Значит, у нас есть еще час, чтобы обменять валюту. У меня в кошельке двести долларов. Давай найдем какую-нибудь гостиницу и попросим там, чтобы нам их обменяли.

— Ну, они обменяют на деньги, которые через час будут недействительны.

— А мы попросим, чтобы они нам все выдали в мелких купюрах, по пятьдесят и сто рупий.

— Не думаю, что они согласятся. Мелкие купюры им теперь самим нужны. Но можно попробовать, попытка не пытка.

И мы вышли в ночь в поисках гостиницы. Найти ее оказалось делом несложным, но, как и предполагал Сандип, в обмен на мои доллары нам попытались всучить бумажки в 500 рупий, а когда я напомнил им, что эти дензнаки фактически уже недействительны, работники гостиницы только развели руками: «Других у нас нет. Берите эти, послезавтра откроете счет в банке и обменяете».

На следующее утро перед банками и обменными пунктами выстроились очереди вроде тех, что стояли перед бесплатными столовыми («суповыми кухнями») во времена Великой депрессии. По радио объявили, что менять будут не больше чем по 5 тысяч рупий в день. Но тут же пронесся слух, что дочери такого-то министра обменяли 30 тысяч долларов, не обложив эту сумму налогом. Ходили и другие слухи — например, о том, что в новые банкноты будут встроены специальные микрочипы, так что их движение можно будет отследить. Теперь, если кому-нибудь вздумается устроить денежный склад у себя в подвале, об этом обязательно узнает налоговая служба. Возможно, эту утку пустили сами налоговики, а может быть, и нет. Люди обменивались сплетнями, звонили родным в других городах, чтобы выяснить, как те будут выкручиваться из создавшейся ситуации. Сандип провел все утро на телефоне с Ниру. Сын инженера-строителя, у которого никогда не было левых денег, Сандип ликовал, возносил хвалу неподкупному Моди и повторял, что справедливость восторжествовала. Ниру не разделяла его восторга. Она переживала за отца и младшего брата, Навина. Подпольный миллионер Навин рвал на себе волосы, но старый Ашватха подключил своих людей, и за несколько дней они собрали целую армию голодранцев, каждому из которых было поручено обменять для Ашватхи 5 тысяч рупий. За свои услуги голодранцы получали комиссионные — по двадцать рупий на брата. Таким образом, тайные сбережения перекупщика машин практически не пострадали.

Каждый выкручивался как мог. Некоторые торговцы продолжали принимать банкноты в пятьсот и тысячу рупий в надежде найти впоследствии способ их обменять. Другие отказывались брать «старые деньги» и, поскольку новых ни у кого не было, теряли клиентов. В центре города мы нашли кафе, где можно было расплачиваться кредитной картой. Еда и обслуживание там были хороши, и мне хотелось оставить что-нибудь на чай, но ничего, кроме злополучных пятисоток, у меня не было. Когда я протянул купюру официанту («Обменяете потом»), тот шарахнулся, как от чумы: «Нет, нет, не надо. Лучше совсем без чаевых!» Не понимая толком, что к чему, он, видимо, решил, что держать у себя эти деньги считается теперь преступлением и карается законом.

Моди-бхакты и даже некоторые из тех, кто до сих пор не был сторонником Моди, в один голос говорили, что предпринятая мера — самый смелый шаг в борьбе с теневой экономикой за всю историю Индии. «Сегодняшний день можно считать вторым Днем независимости. Да здравствует свободная Индия, да здравствует Бхаратия джаната парти[175], да здравствует Нарендра Моди!» Другие вспоминали, что подобный фокус с деньгами был предпринят несколько веков назад одним из Великих Моголов (так это или нет, бог весть, но само сравнение индусского националиста Моди с мусульманским правителем вызвало недовольство Моди-бхактов). Наконец, оппозиционеры вроде Чару резонно указывали на то, что мера, направленная против подпольных миллионеров, сильнее всего ударит по самым бесправным слоям общества. Пострадают мигранты из Непала, пришельцы из нищих деревень. Те, у кого нет даже удостоверения личности, не смогут вовремя открыть счет в банке, чтобы обменять деньги. Пострадают и женщины из городской бедноты, жертвы домашнего насилия, годами тайком откладывавшие по пятьсот или по тысяче рупий, прятавшие эти деньги в чулки прежде, чем до них доберется пропойца-муж. Все эти люди потеряют свои мизерные сбережения. Что же до богатых, они как-нибудь выкрутятся (пример Ашватхи и Навина показал, что Чару была права). И еще: остается неясным, почему этот указ был издан именно сейчас. Уж не потому ли, что на носу выборы в Уттар-Прадеше и Пенджабе? Все политические партии живут на левые деньги, а теперь деньги будут только у партии Моди, которая, понятное дело, подготовилась ко всему заранее. Хороший способ обезвредить противника.

Оказавшись в эпицентре дебатов и треволнений, связанных с политикой Моди, я ощущал себя свидетелем