Тайна Черной горы - Георгий Свиридов

Сезон начинался трудно. Выход в горы затягивался. То недоставало оборудования, то никак не могли укомплектовать поисковые группы, разбить их по маршрутам, то не хватало транспорта, лошадей, то никак не могли подобрать, нанять нужное количество рабочих. К тому же еще в отряд влили много неопытной молодежи, студентов-дипломников, многие из которых чуть ли не в первый раз выходили в тайгу на самостоятельный поиск. От одного, Олега Табакова, он даже отказался. Не хотел включать в отряд. Не понравился он с первого взгляда. Какой-то несерьезный, как бы внутренне размагниченный. И к тому же, как с удивлением обнаружил Вадим Николаевич при первой же беседе, этот ленинградский горе-дипломник приехал на Дальний Восток с большой неохотой, потому как его дипломную практику сначала планировали на материале Средней Азии, но в самое последнее время руководство факультета поездку в Узбекистан заменило на командировку в Хабаровск, и парень откровенно выражал свое недовольство.

– А что вас так тянет в Среднюю Азию? – спросил Вадим Николаевич, готовясь хоть как-то переубедить и незаметно настроить Табакова на то, что и здесь, на Дальнем Востоке, для настоящего геолога есть много захватывающе интересного. – Вы там практику проходили?

– Проходил здесь, на Дальнем Востоке, – вяло ответил Олег. – Но дело совсем не в том…

– Понимаю, – мягко сказал Анихимов. – Друзей-товарищей направили в Среднюю Азию, а вас именно к нам…

– Нет-нет… Ничего подобного…

– Тогда девушка? – доверительно спросил Вадим Николаевич.

– Нет-нет, – ответил Олег и замялся, как бы раздумывая: говорить или не говорить. – Тут совсем другое… Даже не знаю, с чего начать.

– А с главного, – сказал Вадим Николаевич тем же доверительным тоном, проникаясь к парню сочувствием.

Олег как-то сразу ободрился, что встретил со стороны начальника понимание и даже сочувствие. Он как-то быстро на глазах изменился, сосредоточился, подобрался, словно вот-вот его должны вызвать на линию старта решающего забега. И, придвинувшись к Вадиму Николаевичу, произнес тихо и восторженно:

– Так ведь там такие жуки!

Вадим Николаевич опешил. Он готов был услышать все что угодно, но только не такое признание. На какое-то мгновение даже растерялся. Подумал, что ослышался. Не поверил. Подумал, что тот его разыгрывает. Какие еще такие жуки могут привлекать дипломника в геологическом поиске? Но в глазах Олега он видел искренность, наивную и простодушную. В молодости люди еще не умеют скрывать и маскировать ни свои мысли, ни чувства. И понял, что Олег сказал вполне серьезно, доверившись ему, как старшему, открыл свою душу. И Анихимов переспросил:

– Жуки?

– Жуки! Да какие!

Вадим Николаевич, пытаясь не порвать неосторожным словом или тоном голоса доверительную нить их беседы, спешно рылся в памяти, выискивая из глубины давних школьных познаний полузабытые термины из области зоологии и естествознания, но, как на грех, они, эти термины и названия видов семейств, уплывали и таяли в смутном тумане неясности. И он, боясь что-нибудь «ляпнуть», лишь тихо произнес:

– Конечно, понимаю… Там такие редкие виды.

– Вот именно! – вдохновенно и откровенно обрадованно оживился Табаков и стал сыпать терминами и латинскими названиями жуков, подробно характеризуя каждый из них, отмечая особенности самцов и самок, периоды размножения, места обитания…

Вадим Николаевич молча слушал, и где-то внутри медленно и тяжело росло и подымалось странное противоречивое чувство, смешанное из откровенной неприязни и недоумения. Хотелось оборвать парня, этого крепкотелого и ладно сбитого здоровяка, увлекающегося черт знает чем, и спросить напрямую: а при чем здесь, скажите на милость, геология? Но Вадим Николаевич, обычно вспыльчивый и нетерпеливый, на сей раз проявил большую выдержку. Он лишь сочувственно спросил:

– И давно вы ими увлекаетесь? – слово «жуки» он не хотел произносить.

– Давно. Еще с седьмого класса, – признался Олег и добавил: – Я собрал интересную коллекцию жуков. Если будете у нас в Ленинграде, я вам ее обязательно покажу. Там есть редкие экземпляры! Особенно рогатые и изумрудные.

– Очень интересно! – произнес Вадим Николаевич, принимая решение. – Вам, дорогой мой, следовало бы изучать энтомологию, а не геологию.

– Конечно, следовало бы… Только на естественно-испытательский я не прошел по конкурсу…

– А разве на геологический поступить проще? – Вадим Николаевич уже не сдерживал себя, обидевшись на то, что в далеком славном городе Ленинграде, оказывается, на геологический принимают кого попало, лишь бы сколотить группы первокурсников. Он так и подумал: «лишь бы сколотить группы первокурсников».

– Да, поступить было проще… Тем более зимой, когда еще учился в восьмом, закончил коллекторские курсы ВСЕГЕИ… Геология тоже наука интересная. На летние каникулы выезжали в экспедицию… Был и здесь, на Дальнем Востоке, бродил по горам Сихотэ-Алиня…

И Олег Табаков стал скупо рассказывать о себе, о трудной и типичной для Ленинграда судьбе мальчишки, пережившего блокаду, видавшего смерть в глаза и чудом оставшегося в живых. Но Вадим Николаевич слушал его небрежно, вполуха. Он размышлял о том, как бы поделикатнее и побыстрее избавиться от такого практиканта. Анихимов ни при каких обстоятельствах не желал его брать с собой. Самостоятельный маршрут доверить такому опасно – просмотрит самое главное, пройдет мимо, гоняясь за жучками-бабочками… Намыкаешься с ним, намучаешься…

Вадим Николаевич хорошо знал, испытав на собственной шкуре, что для успешного проведения поисковых работ необходимо не только органическое слияние добротной научнообоснованной гипотезы с хорошей организацией и продуманностью самих поисковых маршрутов, но и правильная расстановка людей, вера в добросовестность и трудолюбие всех без исключения исполнителей. В поиске, несомненно, особую роль играет и профессиональная этика, и профессиональное доверие. Самоконтроль и честность. Потому что геолог, как никто другой, не имеет права на ошибки. Ошибка здесь просто недопустима. Ошибка может дорого обойтись. Не увидел, не обратил внимания на рудный обломок, отобрал некачественную и непредставительную пробу, поверхностно проанализировал структуру рудного поля и – на целые десятилетия, а может быть, и навсегда, «потеряны» запасы полезных ископаемых.