В стране каннибалов - Мерлин Тейлор

с погребальными обрядами горцев. Они хоронят своих покойников на широких площадках построенных из прутьев на четырех столбах, вышиною в 20 футов. Трупы лежат здесь до тех пор, пока не разложатся окончательно. Сухие кости снимают и помещают на почетном месте в хижине, где устраивается пир в честь покойного. Семья его закалывает по этому случаю откормленную свинью, кровью которой раскрашивается череп покойного. Церемония сопровождается пением и пляской, после чего происходит дележ костей. Старший сын получает голову, мелкие кости делятся между другими детьми, и они носят их на шее в виде амулетов; острые кости втыкают в ноздри или в уши, а крупные сбрасываются в какое-нибудь ущелье в стороне от поселка. Пока труп находится на погребальной площадке, один из родственников наблюдает за процессом разложения, время от времени взбираясь по лестнице на площадку. Пока труп гниет, горцы приходят к площадке и садятся под платформой с таким расчетом, чтобы капли разлагающегося вещества падали на их головы и тела: они верят, что таким путем к ним переходит сила и доблести покойного, которые ему самому больше уже не нужны.　

Туземцы любят собирать человеческие черепа не только умерших родственников или друзей, но и врагов. Почти во всякой хижине можно увидеть до дюжины черепов. Невысокая изгородь, окружающая погребальную площадку, бывает иногда вся разукрашена насаженными на колья черепами.　

Горцы не очень дорожат своими жилищами, и самой ничтожной причины бывает достаточно, чтобы туземец бросил его и отправился искать новое место для поселения. Бывает, например, что вождь вообразит, будто дух, охранявший поселок от врагов, переселился в другое место, и все население снимается с места и идет строиться на другой горный выступ. Если поля, окружающие поселок, истощены и не приносят урожая, туземцы не станут удобрять их или давать им отдых, так как не имеют представления о культуре полей. Впрочем, если бы они и умели удобрять поля, то вряд ли стали бы утруждать себя лишней работой. Они предпочитают раскинуть свой поселок в другом месте и возделать нетронутые еще участки джунглей.　

Подкрасться незаметно к горному поселку невозможно. Поселки расположены так, что из них во все стороны открывается широкий вид на окрестности. Если вы, войдя в такую деревушку, обнаруживаете в ней отсутствие женщин и детей, это значит, что мужская часть ее населения считает себя достаточно многочисленною и сильною для отражения врага. Если женщины и дети в деревне, то значит какой-нибудь соседний дружеский поселок осведомил горцев о том, что бояться им нечего.　

Оружие горцев просто и примитивно, — лук и стрелы, длинные деревянные, заостренные на концах копья, палицы с яйце-образным утолщением на конце, очень опасные в ловких руках туземцев. Есть у них и топорики с острым каменным лезвием, и подобие кирки для земледельческих работ.　

Огонь добывают путем трения бамбуковой пластинки о кусок мягкого дерева. Прядь сухих древесных волокон — род фитиля, прикрепленная к бамбуковой пластинке, быстро загорается от первой же искры, вызванной трением. Это одна из разновидностей первобытного способа добывания огня, практикуемого дикарями всего мира.　

В горах в диком состоянии растет табак, и туземцы собирают его, сушат и курят. Из тонких, полых внутри стеблей бамбука они делают нечто вроде мундштука или трубки; с одного конца вставляется сухой лист, набитый растертым табаком, а другой конец берется в рот для курения.　

Пища и ее приготовление крайне примитивны: горцы питаются, главным образом, картофелем и мясом свиней, поджариваемыми на горячих углях; мясо редко попадающихся птиц и свинина подвешиваются над огнем на длинных жердях. Глину для посуды и морскую соль горцы получают от жителей предгорий, которые доставляют соль с побережья, а глину копают в своих джунглях. В обмен они получают от горцев сахарный тростник.　

Туземцы простодушны, но не глупы. Они с легкостью схватывают язык жестов и мимики, любят подарки и радуются им, как дети: получив какой-нибудь кусочек фольги, клочек бумаги или жести, они свертывают их в трубочку и засовывают в ушные мочки или в продырявленные ноздри для украшения. Радость свою они выражают восторженно, пронзительным визгом, заключая в объятия виновника этой радости. За подарок всегда платят подарком и никогда не воруют, хотя способны на предательство и коварство. К чужим они недоверчивы и пугливы. Нас они выслеживали за много часов до нашего прихода и удирали со всеми пожитками и домочадцами в горы. Правда, большею частью они возвращались, заметив, что мы не предпринимаем никаких враждебных действий, но, случалось и так, что они пережидали в горах, пока мы не покинем поселка, чтобы снова занять свои хижины. Мы радовались, когда удавалось задержать кого-нибудь из наиболее храбрых жителей и путем подарков убедить его в своих мирных намерениях; он обыкновенно тотчас же оповещал своих односельчан о том, что мы — друзья, и те возвращались к своим хижинам и охотно провожали нас до ближайшей деревушки. В таких случаях соседи встречали нас дружелюбно: нас оглядывали, ощупывали, обнимали и в честь нас устраивался пир.　

Уроженцы Кайвала были очень взволнованы нашим прибытием: мы были первыми белыми, являвшимися в эту деревню. Нас забавляло их любопытство и удивление, с каким они наблюдали как мы мылись и переодевались. Некоторые из них, более смелые, дотрагивались до нас, ощупывали наши мускулы, видимо, изумляясь белому цвету нашей кожи. Правда, они порядком надоедали нам своим присутствием, трогая все наши вещи и следя за каждым нашим движением.　

Было холодно, моросил дождь в ночь, когда мы прибыли в Кайвала, и мы рассчитывали провести вечер спокойно в своей палатке. Но за ужином мы оказались окруженными горцами, которые все время не сводили с нас глаз, следя за каждым нашим движением. Мы решили их позабавить, чиркая спичками, показывая этим взрослым детям блестящие никелевые вещицы, свистки и т. п., что приводило их в восхищение. Потом мы стали насвистывать и напевать английские песенки. Дикари в свою очередь начали петь. Они охотно исполнили нашу просьбу и пропели свою воинственную песнь: то был какой-то мрачный вой со скрежетом зубов, взвизгиваниями и завываниями. Встревоженные звуками этого гимна, полисмэны сбежались из своих палаток, вообразив, что туземцы напали на нас и избивают. Когда же они поняли, в чем дело, то сами присоединились к пению горцев, и громкий общий хор их всполошил все окрестные горы. До утра пришлось сторожам криками оповещать соседей, высовывавшихся из хижин, что это пение только забава. Но на самих певцов пение действовало возбуждающе: глаза их загорались, они потрясали неизвестно откуда появившимися копьями и топориками; и мы начали побаиваться, как бы искусственно вызванное