Китай в XX веке. От рисовых полей до атомной бомбы - Алекс Каплан

урожай 1958 года обещал быть необычайно высоким. В стране начался небывалый подъем как в хозяйственных сферах, так и в настроениях народа. Казалось, сложились все предпосылки для начала новой – экономической – революции. Партия приняла решение, и пропагандистский аппарат приступил к работе, развернув агитационное наступление по всем направлениям. Руководители на местах начали кампанию по отбору у крестьян продовольствия. После чего многочисленным кампаниям не было конца: по выплавке стали, по борьбе с воробьями и другими вредителями и тому подобное. Однако именно чрезмерная конфискация продовольствия и ликвидация личного приусадебного хозяйства привели к трагическим последствиям – мучительной гибели десятков миллионов людей. Поскольку урожай 1958 года оказался очень высоким, то его реквизировали в пользу государства особенно рьяно. На следующий год требовалось отчитаться о еще более высоких показателях, ведь народное хозяйство статистически неудержимо рвалось вперед, но урожай 1959 года оказался намного хуже, а в 1960 году случилась засуха. Однако в пылу слепой кампанейщины руководители на местах продолжали отбирать у голодающих крестьян последнее продовольствие, отчитываясь наверх, что сдали еще больше зерна в текущем году, чем в предыдущем. Параллельно с этим в полном разгаре была кампания по использованию крестьянского труда на крайне изнурительных работах. Раздутая статистика и оголтелая пропаганда, окутавшая революционным угаром всю страну, сыграли с партийным руководством в Пекине злую шутку. И все же в КПК преобладал коллективный метод управления государством. И хотя ведущая роль Мао Цзэдуна была неоспоримой, культа личности еще не наблюдалось, отчего стало возможным проведение такого мероприятия, как Лушаньский пленум КПК. Каждые несколько недель политбюро партии собиралось в различных регионах Китая для обсуждения текущего момента. Обычно такие встречи представляли собой откровенные дискуссии, на которых критике мог подвергаться любой член политбюро, включая Председателя Мао. Проходивший в июле 1959 года Лушаньский пленум партии стал очередной такой встречей, где произошло политическое столкновение между Мао Цзэдуном и группой коммунистов, не согласных с политикой Большого скачка. Группу эту возглавил министр обороны маршал Пэн Дэхуай – один из самых честных и прямолинейных коммунистов в стране. Председателю Мао пришлось нелегко на пленуме, хотя маршала Пэн Дэхуая открыто поддержали всего несколько человек, остальные хранили молчание, что само по себе являлось плохим предзнаменованием для Председателя. Маршал, много ездивший по стране, хорошо знал о творившемся в китайской деревне безумии: о массовом голоде, о колоссальных приписках и о трудовых повинностях до изнеможения. Он поставил партию и ее руководителя перед страшными фактами. Таким образом, Лушаньский пленум стал переломным моментом в истории КПК, когда Мао Цзэдун сломил принципиальный хребет коммунистической партии и шагнул в пропасть культа собственной личности. Его яростное нападение и критика маршала Пэн Дэхуая и всех несогласных с курсом Большого скачка оказались крайне эмоциональными и невероятно воинственными. В порыве гнева Председатель орал, что все великие мыслители – будь то Конфуций, Маркс или Ленин – совершали ошибки, однако зацикленность на них никак не изменит сложившуюся ситуацию. Мао понимал, что революция в экономике пошла по кривой дорожке, но как старый боец, переживший Великий поход и войну против Гоминьдана, он знал, что признание поражения перед народом равносильно политическому самоубийству. Председатель оказался заложником собственной пропагандистской кампании. Поднять всю страну на эпическую борьбу за светлое будущее, а затем объявить, что проделанная работа оказалась ошибкой, значило бы предать дело коммунизма. В отношении многомиллионных жертв Мао не испытывал угрызений совести: в Китае подобная смертность была делом привычным, и основной причиной по большей части служил голод. Коммунисты стали первыми в истории страны, кто прекратил вымирание деревни из-за отсутствия продовольствия и бесконтрольный грабеж населения. Для человека, на глазах которого десятилетиями гибли миллионы людей, в том числе товарищей и родных, человеческая жизнь не представляла сакральную ценность. Мао Цзэдун верил в свое предназначение в качестве вершителя величайшего социалистического эксперимента в мире, а потому считал, что цель оправдывала средства. К тому же на пути к этой заветной цели он уже многого достиг и считал себя вправе указывать и маршалу Пэн Дэхуаю, и другим товарищам, не понимавшим величия и значимости поставленных целей, на узость и недальновидность их мышления. Ведь что такое гибель нескольких миллионов, даже десятков миллионов крестьян в сравнении с построением коммунизма в масштабах огромной страны первыми в мире. Такая великая цель может оправдать куда большие страдания. Во время Великого похода, например, погибли тысячи героев – и все ради победы коммунизма. Так зачем же отступать теперь, когда большая часть пути уже пройдена. С высоты сегодняшнего дня доводы эти кажутся крайне циничными, но история вершится людьми в рамках отведенного им временного периода и в совершенно определенных условиях, порой крайне жестоких. На Лушаньском пленуме Мао Цзэдун разгромил в пух и прах партийную оппозицию. Маршала Пэн Дэхуая сняли с должности, а любые прения и дискуссии внутри партийного руководства оказались под запретом.

И все же серьезные выводы из произошедшего на Лушаньском пленуме Мао Цзэдун сделал. В 1960 году кампанию Большого скачка начнут сворачивать, вот только поводом к этому послужит сильнейшая засуха, приведшая к настоящей гуманитарной катастрофе в стране и поставившая крест на планах Председателя о скорейшем построении коммунизма. Партийному руководству срочно требовалось найти выход из сложившейся ситуации и каким-то образом если не исправить, то хотя бы устранить последствия своей ошибки, масштабы которой были поистине эпическими. Все экономические достижения оказались липовыми, а человеческие жертвы реальными, но напрасными. Качество выплавленной в деревне стали никуда не годилось: крестьяне оказались плохими металлургами, а кустарные печи абсолютно негодными. В итоге полученный продукт скорее походил на чугун, чем на сталь, из которого изготавливали разве что мотыги да иные сельскохозяйственные инструменты. Для поддержания в печах нужной температуры приходилось тратить очень много угля, что привело к уменьшению выработки электричества в стране, не говоря уже о том, что в качестве топлива использовали все подручные материалы вплоть до мебели. Между тем борьба с воробьями, клевавшими зерно, оказалась успешной: их всех извели, но уже на следующий год урожай подвергся нападению саранчи, которая нанесла куда больший урон, чем птицы. Значительная часть ирригационного строительства происходила без инженерного участия, поскольку в стране просто не имелось достаточного количества специалистов для столь масштабного проекта, отчего выкопанные оросительные каналы зачастую оказывались бесполезными. Самые же большие изменения в сельском хозяйстве касались урожайности – в то время как на деле она начала падать, в отчетах цифры продолжали расти. И дело уже было не только в плохой погоде и засухе, люди физически не могли работать в поле. Типичной картиной деревенского утра стала колонна