На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

– Подождите четверть часика в соседней горнице; я сейчас к вашим услугам! – заинтересовался Иван Демьянович и не без досады посмотрел на дверь, в которую снова должен был войти Юлий Адамович.

– Буду ожидать. Я здесь налево, сейчас у крайнего столика!

– Очень хорошо-с!

Сипаков вышел.

Катушкин начал соображать.

«Бржизицкий сегодня только приехал, этот тоже. Очевидно, они друг друга не знают. Хочет что-то сообщить; видимо, дело важное. А ну как?..»

Иван Демьянович даже на диване заерзал от нетерпения.

В дверях появился Павлушка-официант.

– Юлий Адамович… – начал, было, он во все горло.

– Тс! Говори тише.

– Юлий Адамович просили извинить-с: нездоровье какое-то приключилось, взяли дрожки и домой поехали… – договорил Павлушка совсем уже шепотом.

– Домой уехал, гм… Это верно?

– Сам видел-с. Я им еще фуражечку на крыльцо вынес. Сели и поехали, говорят: «Поди, мол, скажи…»

– Ну, ладно, проси господина, что был здесь сейчас!

– Э, гм!.. – откашлялся за дверями Сипаков.

– Пожалуйте-с!

Иван Демьянович сделал рукой пригласительный жест. Сипаков собственноручно запер за официантом дверь и даже поискал глазами крючка или какой-нибудь задвижки.

– К вашим услугам! – привстал Катушкин.

– Это тоже, позвольте-с… все вернее будет, а то тут народ, я вам доложу, чуткий!

Сипаков направился к окну и тоже тщательно прихлопнул его, хотел, было, притворить каминную дверцу, да, должно быть, раздумал.

– Видите ли, в чем дело-с, – начал он, присев на стул. – Люди вы это, богатые, с капиталом, я же человек маленький, кроме жалованья ничего не имею…

«Вот тебе раз, никак, просто-напросто на бедность просить пришел?» – подумал, было, Катушкин.

– Не приобретете ли вы у меня один документик?

– Какой документик?

– Акция такая, что ни на одной бирже не появлялась еще, а на охотника ежели – больших денег стоит!

– Ну-с?

Катушкин смотрел на Сипакова, Сипаков на Катушкина. Первый недоумевал, в чем дело, второй, видимо, собирался, что называется, огорошить.

«Ведь и не сморгнет!» – подумал Сипаков, запуская руку за пазуху. – Да что тут долго тянуть. Это вот видали-с? Извольте прочитать!

И Сипаков, вытащив из кармана аккуратно сложенный большой лист, четко и крупно исписанный, подал его Ивану Демьяновичу.

Молча взял в руки Катушкип бумагу, развернул ее и начал читать, подвинувши к себе канделябр поближе. Сипаков наблюдал за читавшим, поглядывая через верхний край развернутого листа.

Лихорадка начала трясти лопатинского поверенного при чтении этого документа, пальцы впивались в прыгающий перед глазами лист и оставляли на нем потные пятна.

– Э, гм! – откашлялся Катушкин и, не отрывая глаз от строк, ощупал дрожавшей рукой стакан и жадно глотнул из него раза два. У него в горле все пересохло и даже в глазах зарябило от сильного прилива крови.

«Разобрало!» – замечал Сипаков все изменения на широком, побагровевшем лице читавшего.

Катушкин снова принялся перечитывать.

– Это не его рука, это копия! – произнес он и сам не узнал своего голоса.

– Копия-с! – улыбнулся Сипаков. – А вы думали, вам оригинал-то, документа самый, так и вручат сразу? Мы тоже не ногой сморкаемся…

– Письмо это с вами, настоящее?

– А там как придется… пока в нем не предстоит надобности. Вот мы, как следует порядочным людям, потолкуем, в цене сойдемся, а там из рук в руки…

– Однако вы из ловких!

– По простоте-с!

– Какую цену желательно вам получить за это письмо?

– А как вы полагаете?

– Где вы его взяли?

– Невидимо Господь снискал своей милостью!

– Дело, знаете, вышло серьезное… Что нам тута в трактире решать! Не поедем ли мы лучше к моему хозяину: совместно и порешим? Может, и кончим сразу… – вкрадчиво начал Катушкин.

– Если вы насчет чего такого замышляете, так это напрасно, потому со мной вы ничего не поделаете иначе, как по доброму согласию. Письма со мной в наличности нет; где оно находится – вам не будет известно!

– Напрасно беспокоитесь. Силой от вас ничего отнимать не будут, а потому больше, что много удобнее… Угодно-с?

– Что же, поедем; за городом живете, я слышал?

– В самом центре-с… пожалуйте. Павлушка, к счету приспособь! – кивнул Иван Демьянович на стол и, прихватив Сипакова под локоть, направился к двери.

Уж очень он боялся выпустить из рук так неожиданно появившегося Сипакова. Он даже нарочно черным ходом прошел с ним, чтобы не встретиться с кем-нибудь в залах ресторана.

– И притом позвольте предупредить… я не совсем с пустыми руками… – уперся, было, капитан.

– Э, батюшка! – махнул рукой Иван Демьянович. – Подавай, долгушка! – крикнул он, когда им в лицо пахнуло свежестью ночного воздуха, и тотчас же попятился назад, на крыльцо, – так неистово хлынули на него со всех сторон налетевшие из мрака конские морды, под самыми разнообразными дугами.

– Легче вы, черти! – отмахнулся Сипаков.

– Садитесь, милости просим! – приглашал его Катушкин, поправляя рваную полосатую подушку, из-под которой торчала солома.

Сели и тронулись

«Что за оказия», – думал хорунжий Дрыгин, разбуженный стуком шагов и голосами в соседней комнате, которую занял для себя приезжий из форта Забытого. – «Вдвоем приехали, шепчутся о чем-то. А ну-ка!..» – И хорунжий, в одном белье, босиком, вылез из-под своего ватного одеяла, тихонько подобрался к двери, да так и впился в светящуюся сердцеобразно звездочкой замочную скважину.

А приезжий только что проводил Ивана Демьяновича и в десятый раз говорил: – «Владейте на здоровье. Топите их, разбойников, что их баловать», – на что Иван Демьянович отвечал: «А вы, родной, богатейте с нашей легкой руки; ведь тысяча-то рублей большие деньги – с ними чего-чего нельзя поделать умному человеку, страсть!»

– Ишь ты! – облизнулся за дверями хорунжий Дрыгин.

– Ну, бани! – глубоко вздохнул Сипаков, оставшись один, и сел пересчитывать полученную от Ивана Демьяновича пачку.

Он все еще не мог прийти в себя от всего, что случилось с ним в этот вечер.

«Продешевил, продешевил! – соображал он, припоминая, как они приехали к Лопатину, как его огорошило то обстоятельство, что Юлий Адамович Бржизицкий оказался Иваном Демьяновичем Катушкиным. На попятный было, да нельзя, судом припугнули, даром бы все пропало! – Да-с, влопался… и как это я мог ошибиться? Он самый, как хорунжий, бестия, сказывал намедни, так и есть из себя полный, в белом парусиновом пальто, только что со станции съехал… эка дьявольщина! Ну, куда ни шло: и тысяча – деньги. А все жаль! Много бы больше дали, если бы на настоящих покупателей напал – жаль! Да и народ же какой аккуратный: все начистоту, из рук в руки… Ты ему письмо, он тебе деньги. Травленые волки!.. Тс! Что за леший!»

Под дверями послышался шорох и что-то вроде сопения.

Поспешно собрал свои деньги