Смертельная миссия в Хайларе - Галина Алексеевна Беломестнова

когда из разведки в отряд возвращался. Пытали сильно. Если бы не «Золотая сотня» Макара Якимова, налетевшая тогда на их контрразведку, не было бы меня. После войны батя долго болел. Маленьким я без него остался.

– Отряд Красной армии, а назывался «Золотой сотней». Чудно, – удивился Лешка.

– Рабочие старательских артелей Балея золото добывали, вот и прозвали их партизанский отряд «Золотой сотней». Потом к ним бедные казаки примкнули с окружных сел. Летучий отряд Якимова до Волочаевки гнал нечисть, которая в Гражданскую народ грабила, – ответил Мамаев и продолжил расспрашивать Егора, прикрывая ладонью глаза от солнца:

– Значит, тебя мать воспитывала одна?

– Нет, с дедом Трофимом. Дед тоже воевал, только в Русско-японскую, в 1-м Нерчинском полку Забайкальского казачьего войска под Мукденом. Не любил он говорить о тех временах. Трофим Игнатьевич промыслом занимался, в тайгу надолго уходил, соболя, белку добывал. Меня рано с собой брать стал, стрелять научил, зверя скрадывать, следы распознавать. А мама учительницей в школе работает. После шестого класса брат Антон забрал к себе в Читу, в ремесленное училище при ПВРЗ определил учиться на токаря. Я до войны в вечерней школе семилетку окончил. В сорок первом мужиков на фронт забрали, а мы у станков встали, снаряды делали, – степенно рассказывал Егор.

– Ты, наверное, и белке в глаз попадаешь? – ухмыляясь, спросил Лешка.

– Так иначе зверьку шкурку попортишь, – недоуменно пожал плечами Егор.

– А как в контрразведку попал? – спросил капитан.

– В армию меня призвали в апреле сорок четвертого, когда исполнилось восемнадцать. Думал, на фронт поеду за брата мстить. А меня как образованного в пехотное училище во Владивосток определили. После окончания учебы зачитали нам на парадном построении приказ о присвоении званий младших лейтенантов. Распределения ждали несколько дней. Думали, всех отправят на Западный фронт, но пришел особист-смершевец и забрал меня и еще четверых ребят с собой. На вокзале погрузились в поезд и через сутки оказались в Хабаровске, в спецшколе при Главном управлении контрразведки. Пока учился, отгремела война. По окончании школы весь курс оставили в Хабаровске, а меня направили по месту жительства, в Читу.

– Что ж ты не сказал, что у тебя в городе родня? Я бы отпустил их проведать, – укорил Семен.

– Некого проведывать. Анна замуж вышла, а детей у брата не было.

– Осуждаешь ее? – хмуро глянул на него Алексей.

– Нет. Не хочу напоминать невестке о нашей семье. – Егор выкинул стебелек тысячелистника, который крутил все это время в пальцах, и, как Мамаев, растянулся на горячей гальке.

Лешка вытащил из кармана кисет и аккуратно нарезанные листочки газеты, насыпал в один из них махорки, провел языком по бумаге и склеил самокрутку. Выхватив пальцами уголек из костерка, прикурил, выпустил струйку горького дыма и задумчиво проговорил:

– А нас трое у матери было, когда отец из дома ушел и на другой женился. Он у меня инженер, автохозяйством заведует. А мама работает художником-оформителем в городском драматическом театре. Я как ушел в армию весной тридцать девятого, так и не был ни разу в Саратове. Считай, шесть лет. Сейчас у нас там хорошо, вишня, сливы поспели, скоро из Астрахани арбузы привезут. У нас с пацанами игра такая была – один из ребят, зажав в руке пятак, делал вид, что выбирает самый спелый арбуз, и забирался наверх развала, а потом со всей силы толкал ногой. Вся гора раскатывалась в разные стороны. Пока хозяин с криком собирал арбузы, пацаны выскакивали из засады, хватали самый большой и бежали кто куда.

– Ты, видно, Леша, еще с детства ухарем был? – засмеялся Семен.

– Это точно, – усмехнулся тот. – Я у родителей старший и самый непутевый. Всего четыре класса окончил. Мы с пацанами все лето на реке пропадали. Матушка, когда узнала, что мы под баржи на спор ныряем, к отцу в Энгельс отправила.

– Отец тебе, наверное, быстро мозги ремешком вправил?

– Нет, он другую воспитательную меру нашел – в аэроклуб меня определил.

– Ты скажи еще, хвастун, что летать умеешь, – засмеялся Егор.

– Умеет он летать на У-2, младший лейтенант, в оборонно-спортивном обществе занимался, я его документы видел, – вмешался в разговор Мамаев. – Только я, Леша, не пойму, почему ты на летчика не пошел дальше учиться?

– Мне машины больше нравятся. У меня к тому времени был друг – Борька Вайнер, немец. Мы с ним из гаражей не вылезали. Перед армией я мог любой автомобиль разобрать, найти поломку и собрать заново. Когда призывали, я в автовзвод попросился[37].

– Ты дружил с немцем? – удивился Егор.

– Дружил, – пожал плечами Лешка. – Он такой же парень, как ты и я. Отец писал, что в сорок первом все немецкие семьи из Поволжья депортировали как пятую колону. Кого на Алтай, кого в Казахстан.

– Пора собираться, – взглянув на часы, поднялся с плащ-накидки Мамаев. – Пока доберемся, стемнеет.

Госпиталь

Полуторка въехала во двор госпиталя пограничных войск[38], огороженный деревянным забором, и притормозила у крыльца. Мамаев наказал Егору ждать его в кузове, а сам скрылся за углом. От нечего делать Егор рассматривал двор. Возле дверей зарытого в землю овощехранилища коренастый мужик в выцветшей военной форме сгружал с телеги мешки с картошкой. У входа в здание стояла подвода с бочкой. В нее были запряжены белые грациозные лошади, видно, мобилизовали цирковых для нужд военного времени. Выздоравливающие солдаты носили воду из емкости внутрь помещения. Между деревьями госпитального парка ветер трепал развешанные на веревках отстиранные бинты. По двору кружил запах дыма и пшенной каши. Вдоль длинного забора лежала поленница дров. Дальше по фасаду здания была распахнута еще одна дверь. Рядом с ней стоял «студебекер» с кузовом-кунгом. Худенькая девушка в белом халате, с черными, уложенными короной косами, звонким голосом командовала погрузкой в машину ящиков и коробок.

Вскоре появился капитан в сопровождении женщины лет тридцати, одетой в белый халат. Ее черные, чуть раскосые глаза и слегка скуластое лицо говорили о примеси азиатской крови.

Она за что-то строго отчитывала Мамаева, а тот виновато кивал.

– Младший лейтенант, следуйте за нами, а вы, сержант, пока оставайтесь в машине, – приказала незнакомка.

Егор вопросительно взглянул на капитана, тот пожал плечами и пошел за врачом. Младший лейтенант выпрыгнул из кузова и отправился следом за ними. Они вошли в здание через хозяйственный блок, прошли по узкому коридору, в котором, как на скошенной луговине, пахло сухими травами.

– Вы сено для матрасов используете? – удивленно спросил Егор.

– Это аптечное отделение. Июль – пора заготовки лекарственных трав. Вы думаете, младший лейтенант, что солдат на ноги только добрым словом ставят? Лекарств не хватает,