Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

— Дом Рицци мы хорошо знаем и принимаем все его обязательства, на любые суммы. Но в этом векселе стоит имя Яро Фолькоф, а сегодняшние бумаги вы подписывали именем Иероним Фолькоф.

— Имя Иероним дано мне монахами при акколаде и посвящении в рыцари Божьи, — Волков достал бумагу, протянул ее седому мужу, — здесь все написано.

Тот прочитал бумагу и, кивая, продолжил:

— Могу вас только поздравить, тем не менее нам нужно будет сделать запрос в дом Рицци с почтовой оказией. Это займет неделю, не больше. К сожалению, по-другому нельзя. Рицци должен ратифицировать вексель и ваше новое имя, если ваше имя и имя на векселе не совпадают. Но ждать придется всего неделю.

— Через неделю меня здесь не будет, — заметил кавалер.

— Тогда, — он протянул Волкову бумагу, — вам лучше обратиться к самому Рицци.

Волков бумагу не взял:

— Проверяйте, если я через месяц вернусь, заберу деньги.

— А если нет? — седой муж смотрел на него пристально, видимо, все еще изучал посетителя.

— По пять талеров из этих денег…

— Пиши, — приказал седой муж писарю, тот стал записывать.

— Агнес и Брунхильде, что живут сейчас в трактире «Три висельника».

— Есть ли у них фамилии? — спросил писарь.

— Нет, пиши Рютте обеим.

— Они сестры?

— Нет, из одной деревни.

— Хорошо, — сказал седой муж, — а что делать с остальными деньгами?

— Остальные передать Марте Фолькоф из Руусдорфа, матери моей. Сможете найти?

— Сможем, но если в нашем городе мы бы передали деньги без комиссии, то дело в Руусдорфе будет для нас затратно. Люди, дорóги, корреспонденция, прочие траты.

— Пусть. Если не застанете матери моей в живых, передать деньги сестрам моим Марте и Герде, урожденным Фолькоф.

— Хорошо, мы все сделаем, — сказал муж, убеленный сединами, и с трудом вылез из кресла, — простите мое любопытство, неужели вы и вправду собираетесь идти в чумной город?

— Да, — коротко отвечал кавалер.

— Я Фабио Кальяри, партнер этого дома, восхищаюсь вашей храбростью, и у меня к вам дело, — он взял Волкова под локоть и повел по саду. — Расскажите мне о себе, уважьте просьбу старика.

— Что вы хотите знать?

— Хотел бы знать все, но это займет много времени, расскажите, что вы хотели сделать, покупая землю в городе. Дом там вряд ли будет удобен.

— Вы знаете про землю?

— Это мое ремесло, невежды думают, что банковское дело — это деньги, а на самом деле банковское дело — это знания и выстраивание связей. И знания — самое главное. Все сделки с землей в нашем герцогстве, и тем более в городе, привлекают наше внимание.

— Значит, вы и обо мне разузнали?

— Разузнали, разумеется, но мне хотелось бы послушать и ваш рассказ.

— Мне скрывать нечего, и ничего нового вы от меня обо мне не услышите, кроме того, что слышали. Я на войне с четырнадцати лет, то есть почти двадцать лет в солдатах. Долго воевал на юге, ну и с еретиками тоже, потом пошел на службу в гвардию герцога да Приньи, там сражался на севере только с еретиками. Избран корпоралом роты, был правофланговым, на последнем годе службы герцог оказал мне милость, зачислив в охрану его штандарта и сделав глашатаем приказов сеньора. По ранению покинул гвардию, служил одному барону в земле Ребенрее. Был замечен епископом Вильбурга, он послал меня сюда, архиепископ произвел меня в рыцари Божьи. Все. Если у вас есть ко мне дело — говорите.

— Думаете, что у меня к вам дело? — улыбался Фабио Кальяри.

— И оно, как я понимаю, конфиденциальное, — произнес кавалер.

— Да, у меня есть к вам дело. И как и все дела, которые затрагивают дома, подобные нам, оно конфиденциально, — произнес Кальяри. — Я должен был узнать о вас больше. Я хочу убедиться, что то, о чем я вас буду просить, останется между нами.

— Я должен написать расписку? — усмехнулся Волков. — У вас, богатых господ, расписки заменяют слова.

— У нас — да, так и есть, но у вас, у рыцарей, ведь все по-другому, и поэтому мне будет достаточно вашего слова.

— Разговор идет о преступлении? — спросил рыцарь.

— Разговор идет о преступлении, — подтвердил банкир, кивая головой и улыбаясь.

— Я рыцарь Божий, не к лицу мне порочить себя разбоем или кровью.

— Никакой крови, никакого разбоя, я бы вам такого и не предложил. Мне нужно, чтобы вы сожгли один дом в Фёренбурге. Всего один дом.

— Дом?

— Да, большой и красивый дом.

— Может, его лучше обыскать?

— Нет, ничего вы там не найдете ценного, хозяева вывезли все, когда пришел мор. Кроме архивов. Архивы большие, вывезти их не удалось. Архивы должны сгореть, знаете, что это?

— Бумаги.

— Бумаги. Бумаги, которых не должно быть. Пусть они сгорят. — Рыцарь молчал, ждал, пока банкир скажет главное. И тот сказал: — Двадцать гульденов еретиков, или двадцать шесть эгемских крон, или двадцать два цехина. Любое золото, какое пожелаете.

— Надеюсь, это не церковь. Такой же банк, как и ваш?

— Хуже, это дом Хаима. Хаимы безбожники. Жгите спокойно. Он в самом северном конце города, недалеко от северных ворот, рядом с их вместилищем безбожия, с синагогой. Синагога справа от дома, похожа не на храм, а на склад. На воротах дома розы. Розы прекрасной работы, вы их узнаете сразу. Это герб Хаимов. Вы не ошибетесь.

Кальяри замолчал, ожидая решения рыцаря.

— Сжечь банк ростовщиков-безбожников — дело богоугодное, — немного подумав, сказал рыцарь. — Я возьмусь за такое дело, — он помолчал и продолжил: — А не найдется ли у вас старой имперской марки? Если есть, то дайте мне ее как аванс. Такая марка пару раз спасала меня.

— Да пребудет с вами Господь! — обрадовался банкир. — А марку получите у моего писаря, и не как аванс, а как подарок. Пусть она принесет вам удачу.

Это была щедрость, банкир искал расположения рыцаря. Золото всегда нуждается в железе.

Собеседники раскланялись.

Когда Волков со своими людьми выехал из дома Ренальди и Кальяри, кавалер пребывал в приподнятом настроении, а у Ёгана за пазухой лежала большая и тяжелая, черная от старости имперская марка, отчеканенная еще в прошлом веке. Он поехал искать кузнеца, чтобы сделать то, что делал им умелый кузнец из деревни Рютте. Почему-то кавалеру казалось, что это может пригодиться в будущем деле.

⠀⠀

Огромный котел, что купил Виченцо Пилески для выварки селитры, пришелся кстати. Его вывезли за ворота города, поставили у большого ручья, наполнили почти доверху водой и стали ее греть.

Всем этим руководил молодой монах Ипполит, более зрелый монах отец Семион выступал его помощником. Люди капитана Пруффа сначала не знали,