Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

Как говорится, вода – сила.

Но в первые годы эксплуатации акведука всей силы воды в долине Оуэнс еще не было видно. С дождями проблем не было, поэтому неофициально договорились, что Лос-Анджелес будет брать воду из нижнего, менее населенного конца долины. Это позволяло жителям округа Иньо и дальше пользоваться местной водой почти как обычно. Но в 1920 году грянула и стала усиливаться засуха. В 1924 году в долине выпало всего 6,7 дюйма[114] осадков. А город тем временем продолжал разрастаться и требовал уже полной подачи – 400 кубических футов в секунду (11 м 3/с). Достичь этого можно было только через добычу грунтовых вод. Озеро Оуэнс стало заметно уменьшаться. Там, где когда-то была вода, осталась безжизненная, покрытая солью земля.

Департамент водоснабжения принялся дальше продвигаться по долине и скупать больше земли для получения прав. Но выявить и доказать неправомерность его действий было сложно. «Практически в каждом случае платили больше рыночной цены в долине, – пишет калифорнийский историк Реми Надо в книге 1950 года The Water Seekers («Искатели воды»). – К тому же город не заполучил ни одного клочка земли конфискацией или какими-то незаконными путями». И добавляет: «Если отдельные владельцы ранчо отказывались продавать [землю], Департамент неукоснительно компенсировал им долю воды в полном объеме деньгами»[115]. В общей сложности выплаты превысили миллион долларов. Некоторые владельцы были обеспечены до конца дней. Тогда почему многие жители долины до сих пор ненавидят город?

Некоторые землевладельцы не хотели продавать: чувство привязанности к фермам было сильнее желания заработать, хотя землей семьи обладали всего два поколения. Тогда Департамент применил стратегию «шахматной доски». Он стал скупать участки у желающих таким образом, чтобы вынудить несогласных сдаться, ведь иначе тем пришлось бы в одиночку содержать всю ирригационную систему канала Биг-Пайн. Вроде как изящный замысел, но семьи чувствовали, что их обманывают и вынуждают продать землю людям, которые ее наверняка уничтожат. Журналист Фредерик Фолкнер сообщал, что город незамедлительно «[перенаправил] воду в акведук, вырыл колодцы и установил насосы для откачки подземных вод». По его словам, Лос-Анджелес «купил [землю], чтобы разрушить» – и многие в долине возненавидели город за это, ведь труды всей жизни на глазах обращались в прах [116].

А самое обидное, что город водой даже не пользовался. В один особенно влажный год весь поток пустили на орошение сельскохозяйственных угодий в долине Сан-Фернандо. Лос-Анджелес не взял ни капельки. Стало расти негодование. Пожертвовать землей ради развития нового великого американского города – одно дело. Совсем другое – отдать ее на растерзание синдикату, который жаждет нажиться на еще одной долине.

* * *

Летом в Лон-Пайн нередко стоит 40-градусная жара. В мае 1924 года нарастающая напряженность между Лос-Анджелесом и долиной переросла в открытый конфликт. Город подал иск, обвинив компании, занимавшиеся каналами долины, и фермеров в незаконном отводе воды из акведука. Лос-Анджелес потребовал, чтобы они совсем перестали пользоваться водой. Но выполнение такого требования разрушило бы людям жизнь. Вместо этого они сами решили разрушить акведук.

Двадцать первого мая 1924 года во втором часу ночи над долиной прогремел мощный взрыв. Он случился в пяти милях[117] к северу от Лон-Пайн. Пятьсот фунтов[118] динамита пробили дыру в стене акведука в том месте, где река Оуэнс уходила в бетонный канал по направлению к городу. Ворота водосброса откинуло на 50 футов[119] вверх по холму, а куски бетона разлетелись на четверть мили[120], оборвав силовые кабели и телефонные линии. Много земли и мусора упало обратно в русло, благодаря чему вода не хлынула прочь [121].

Пока рабочие Департамента ремонтировали акведук, а газетчики Лос-Анджелеса бурно обсуждали причины взрыва, городские следователи приступили к выяснению обстоятельств происшествия. Разбираясь, откуда взялся динамит, они пришли на склад, принадлежавший двум братьям. Уилфред и Марк Уоттерсоны, приветливые и богатые джентльмены, владели банком округа Иньо и управляли Ирригационным округом долины Оуэнс – организацией, пытавшейся сохранить воду в долине для локального использования. Следователи предложили вознаграждение в 10 тыс. долларов за информацию, но никто не откликнулся. Следы обуви и шин на месте взрыва указывали, что причастны более сорока человек, однако расследование не продвинулось. Как отметил детектив Джек Даймонд, «любой житель долины знает, кто устроил взрыв, но никто не признается»[122].

Лето было неспокойным. Тянулись юридические разбирательства. Днем люди устраивали митинги, а после работы – собрания на ранчо Уилфреда Уоттерсона. Группа сопротивления отчаянно искала способы сохранить воду в долине. Тем временем внешние силы увидели в противостоянии возможность достижения собственных целей. По всей Америке снова стал набирать силу Ку-клукс-клан. Его члены увидели, что конфликт в долине Оуэнс можно эскалировать: превратить местную оппозицию властям Лос-Анджелеса в масштабную борьбу против городов, либерализма, крупного бизнеса – и евреев. Вербовщик ККК приступил к работе в долине, чтобы открыть там отделение[123].

Тем не менее округ не выступал против Лос-Анджелеса единым фронтом. Некоторые фермеры и бизнесмены с радостью продавали воду городу, увидев, сколько на этом можно зарабатывать. Это обострило напряженность и раскололо семьи. Одним из главных пособников города был банкир Джордж Уоттерсон – дядя братьев, возглавлявших сопротивление. Члены ККК стали стучаться к нему по ночам и советовали убираться из долины, если жизнь дорога.

Еще одним видным коллаборантом был адвокат Лестер Холл. Двадцать седьмого августа 1924 года в ресторан в Бишопе, где он сидел за стойкой, ворвались несколько мужчин. Они скрутили Холла, затолкали в машину и рванули на юг. Один из похитителей плотно обхватил Холла за шею и держал всю дорогу – тот чуть не потерял сознание от нехватки воздуха. Машина остановилась у тополя, Холла окружили 25 человек и достали веревку. Всем понятно, что будет дальше. «Мне стыдиться нечего, – сказал Холл. – Передавайте привет Уоттерсонам. Я же понимаю, что они за этим стоят». Напоследок (как утверждается в одном из наиболее ярких пересказов) Холл, когда он уже висел в петле, показал странный жест: масонский сигнал бедствия. Узы этого братства были превыше уз клана, поэтому из толпы вышел другой масон и спас Холла. Лестера освободили, откачали и выгнали из округа Иньо, велев никогда не возвращаться. Имена нападавших он так и не раскрыл[124].

В следующие три года протест выражался как словами, так и действиями. Подходы чередовались – и разделились между братьями Уоттерсонами. Марк выступал за легальное решение вопроса. Его кампания была направлена на реституцию,