Крестник Арамиса - Поль Махалин

На конверте имелась приписка красными чернилами «Выдано по просьбе господина барона де Жюссака, верного подданного Его Величества» и черная восковая печать, на которой в ожерелье Золотого руна рельефно выделялся девиз: Ad majorem Dei gloriam.

Жаждая выразить свою благожелательность, шеф жандармов расплылся в улыбке. В то время как он подметал мостовую краями своей шляпы, изощряясь в почтительных поклонах, так называемый паж путешественника спрыгнул на землю и, пряча лицо, взнуздывал лошадь своего мнимого хозяина без всякой к тому необходимости.

— Этот малый с вами? — спросил жандарм у всадника, возвращая ему с проявлениями глубокого почтения письмо, которое тот снова положил в карман.

— Вы же видите, что он занимается моей лошадью, — ответил молодой человек, не желая ни лгать, ни выдавать своего спутника.

Жандарм еще раз низко поклонился.

— Проходите! — сказал он.

Дозорные отступили, паж снова занял место позади всадника, тот поднял руку, Ролан тотчас же снялся с места, и путешественники углубились в предместья, двигаясь вдоль Пор-Рояль и бульвара Капуцинов.

Между тем, ощущая тесное соприкосновение со своим спутником, крестник Арамиса почувствовал странное беспокойство. Руки, обвившие всадника, тело, прильнувшее к нему так сильно, что было слышно, как билось сердце незнакомца, его прерывистое горячее дыхание, пробегавшее струей по затылку барона, — все это будоражило нашего провинциала.

Казалось, что Арман де Сент-Круа испытывает те же чувства и торопится расстаться, потому что когда они добрались до Валь-де-Грас, он ослабил объятия и быстро соскользнул к ногам лошади.

— Что с вами? — спросил господин де Жюссак.

Спутник ответил вопросом на вопрос:

— Барон, где вы думаете расположиться на постой в старом добром Париже?

— Крестный советовал мне остановиться в гостинице «Сухое Дерево» на углу улицы с таким же названием и Сент-Оноре.

— Вам там будет как нельзя лучше… Дом подходящий: в самом центре жизни… — сказал шевалье и сделал движение, чтобы уйти.

— Как, вы меня покидаете? — воскликнул Элион, одновременно и довольный и опечаленный такой скорой развязкой их знакомства. Он удивлялся сам себе: сколь противоположные чувства могут уживаться в одном человеке!..

— Так надо. Но я еще вернусь. А вам предстоит идти своим путем… — И шевалье указал на центр города: — Вот ваша дорога. — Затем кивнул в сторону улицы Марионеток: — А вот моя.

Однако оба, стоя в тени и глядя друг на друга, не двинулись с места.

— Ну что ж, пора! — нарушил молчание барон, горько улыбнувшись, словно выражал сожаление лишь из вежливости, однако невольно он выразил то, что чувствовал.

— Тысяча благодарностей, господин де Жюссак… Это уже, должно быть, последняя учтивость… — натужно рассмеялся де Сент-Круа. — Но если измерить на весах человеческих, если спросить вашего честного Ролана, рад ли он испытать облегчение, освобождение от назойливой лишней тяжести… И, держу пари, вы тоже… Кто же согласится продолжать путь в подобных условиях?

Элион не ответил. Потом тихо и уныло спросил:

— Итак, мы не увидимся больше?

— Кто знает? — загадочно протянул шевалье. — И, приблизившись к нему, добавил: — Есть место, где всегда встречаются те, кто ищет успеха или уже нашел его на своем пути, и те, на кого пала тяжесть любви и ненависти, — это Версаль…

Арман де Сент-Круа потрепал Ролана по голове, ласково погладил прекрасное животное, млевшее от удовольствия.

— Мы снова встретимся, без сомнения… У меня тоже есть дело там, при дворе и у короля. А пока, барон, не сомневайтесь, я не забуду об оказанной услуге…