Черный монах - Валентина Виноградова

Ознакомительный фрагментпро это не сказал. И не буду говорить. Ей нервничать-то нельзя… только я теперь все время про это думаю… про проклятого монаха этого… не просто так он мне явился… теперь либо со мной, либо с Дусей что… плохой знак, плохой…

И дед Егор снова всхлипнул.

Пока я переваривал в голове услышанное, Ванька приобнял деда и сказал:

– Ничего, дед, справимся. Все нормально будет. Ты не паникуй, может, показалось тебе?

– Эх, нет, ребятки, не показалось мне… Он это был, монах черный.

Мы все замолчали. Слышно было только потрескивание огня в печке и тиканье старых настенных часов.

– Ну, вот что, – Ванька встал из-за стола, – давайте-ка спать ложиться. Утро вечера мудренее.

Дед Егор ушел в свою спальню, а мы с Ванькой легли в большой комнате, где топилась печка. Засыпал я в тот вечер с тяжелым сердцем, и никак не мог понять, почему мне так тягостно на душе.

Глава 2. История отшельника

Утром мы помогали старикам по хозяйству, чем могли, а вечером нас ждала настоящая деревенская баня. Ванька полдня топил ее вместе с дедом и предвкушал парение березовыми веничками. Мне же было как-то не по себе. В какой-то момент я не выдержал и подошел к деду Егору. Начал спрашивать, что вообще ему известно о черном монахе и где именно можно его встретить. Старик покачал головой:

– Лучше вовсе с ним не встречаться. Опасно это все, плохо.

– Да это я знаю, дед Егор. Ты расскажи все, что сам знаешь. Мне это важно. Рассказы эти с детства смутно помню, но хочу еще разок послушать.

– Ну что ж тут скажешь… про монаха этого еще мой дед сказывал, стало быть, история древняя… Говорили, есть у нас в дальнем лесу, что за болотом, огромный валун. Якобы на этом валуне когда-то стояла келья монаха-отшельника. Но не простой это монах был. Бесами одержимый. За то и изгнали его из монастыря в свое время, что не могли ничего поделать с этим. Не помогали ни молитвы, ни испытания души его и тела, ни заточение. Никакие обряды не могли очистить его от темной силы, что поселилась в нем. Он и сам понимал это в минуты прозрения. Убить себя сам он не решался, потому как не хотел лишить свою душу Царствия Небесного. А избавиться от этой черной хвори у него не получалось. Умолил он братьев своих, отвели они его на болота, в лесную глушь, наскоро поставили ему келью на огромном валуне, да помесили его там, в келье, и к валуну приковали. Икону поставили перед очами его, да плошку с водой. Надлежало молиться ему там денно и нощно, перед святым образом, до самой своей кончины, и умертвить плоть свою голодом и смирением. До зимы должны были явиться братья из монастыря за его бренным телом и похоронить по христианскому обычаю…

– Зачем же приковали его, дед Егор?

– Да чтоб в те дни и ночи, когда его бесы одолевать будут, не сотворил он ничего дурного ни с кем вокруг, да всегда перед глазами святой образ имел.

– А с кем он что мог сотворить, если никого нет в лесу-то рядом?

Старик покачал головой:

– Сотворить он мог всякое, разные страшные вещи он способен сделать был, и много увечий нанес он братьям своим, еще будучи в монастыре… когда случилось это с ним впервые, его заточили в темницу, и там держали до тех пор, пока не показалось им, что очистился он. Но монах вышел на волю и вскоре повторилось то же самое… с тех пор не выпускали его из заточения, держали вдали от всех. Словом, страшное дело было. Перед тем, как заточить в келье, язык ему вырезали, чтобы в одержимости своей имя Божье не поминал лихими словами…

Меня передернуло.

– И чем же закончилось это все?

– А ничем. Как обещано было, пришли за ним братья из монастыря на исходе осени. Ожидали найти они в келье его останки, прикованные к каменному валуну, но не нашли ничего.

– Как так – ничего?

– Да вот так. Пуста была келейка. Сбежал он, одержимый, из кельи, сорвал цепи, и исчез… только его и видели. Останков его никто в окрестных лесах не нашел, но поговаривали, что мог он в болоте утопнуть, ведь здесь места-то гиблые. С тех пор стал являться он в дальнем лесу как призрак, вреда телесного никому не наносил, но не предвещал ничего доброго. Почти каждый, кто видел его, впоследствии помирал не своей смертью либо приключалось что-то ужасное…

Дед замолчал, а у меня на душе снова кошки заскребли. Неясное чувство, преследовавшее с детства, проснулось во мне снова.

Вечером, в бане, напарившись до полуобморочного состояния, мы с Ванькой решили глотнуть припасенного заранее пива. Закутавшись в полотенца, мы вышли посидеть в предбанник, чтобы дать сердцу немного успокоиться.

– Эх, вот это жизнь… – мечтательно протянул Ванька, – это я понимаю. Баня, пивко, полный релакс… к девчонкам бы сейчас… слышишь? Ты чего?

Он хлопнул меня по плечу, вырывая из раздумий.

– Хочу завтра дом свой вскрыть, – неожиданно брякнул я, – дверь тоже заколочена, но, если аккуратно, можно несколько досок снять.

– Зачем? – не понял Ванька, – У нас тебе плохо, что ли? Что за ерунда. Я ему про одно, а ты…

– Хочу проверить кое-что. Мы ведь когда дом заколачивали и вещи собирали, не все вывезли. Надо в своих старых вещах порыться.

– Ну, хорошо, давай, помогу тебе.

Ванька как всегда оживился в предчувствии новой авантюры.

Ночью мне снился черный монах. Я бежал по лесу, запинаясь о кочки и падая, а он преследовал меня с нечеловеческой скоростью. Наконец, я растянулся на влажном мху, и тут он настиг меня, напрыгнув, словно дикий зверь, и здесь я очнулся в холодном поту. За окном мирно светило солнце, просачиваясь сквозь кружевные занавески. Было спокойное летнее утро. Я поднялся с постели, отряхивая с себя остатки этого жуткого сна, и поспешил на улицу умываться. Ванька уже вовсю махал топором: мы еще вчера решили, что следует, пользуясь случаем, наколоть дров к зиме для стариков. Ведь осень была не за горами…

– Доброе! – крикнул он мне, – Присоединяйся! А то залежался совсем. Смотри, мыщцы сдуются!

И он прыснул от смеха, гордый своей шуткой. Ну да, чего бы он понимал. Тягать такое количество килограмм штанги в день, как это делал я, так себе удовольствие. Но ведь это я, а не Ванька, выступал на первенстве института по

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---