Царица сладострастия - Александр Дюма

Человек величайшего благородства, г-н де Люин, узнав из рассказа дочери, что ей угрожает двойная опасность — любовь герцога Савойского и безрассудное поведение свекрови и мужа, — содрогнулся от ужаса и решил отправить ее в Париж, чтобы она побыла там до тех пор, пока герцог не забудет ее или не увлечется еще кем-нибудь. Было более чем разумно и уместно, чтобы граф ди Верруа в свои лета приехал к нему повидать Францию и жизнь при дворе, воспользовавшись мирной передышкой в Савойе. Господин де Люин был убежден, что столь почтенный и искушенный в делах человек, каким казался старый аббат ди Верруа, примет его точку зрения и поможет осуществлению намеченного им плана. И он заговорил с ним об этом с той энергией, с тем красноречием и с той душевной теплотой, какие были свойственны ему от природы, а будучи исполнены его мудростью и благочестием, сделались еще более убедительными; но он никак не мог предположить, что исповедуется лису и одновременно волку, помышляющему лишь о том, как бы украсть его овечку.

Старый аббат безумно влюбился в жену своего племянника и никоим образом не собирался разлучаться с нею. Но, опасаясь герцога де Люина, по дороге в Бурбон он сдерживал свои чувства; он боялся, как бы тот не разгадал его сластолюбивых замыслов, и не позволял себе ничего, кроме неусыпных забот и всевозможных знаков внимания, которые должны были проложить путь к сердцу графини; но стоило презренному старику выпроводить герцога де Люина в Париж, как он открылся его дочери в своей безумной любви, что, конечно, не могло быть встречено благосклонно, — и тогда его страсть обратилась в ярость. Аббат досаждал племяннице как мог, а по возвращении в Турин не гнушался ничем, лишь бы настроить против нее свекровь и мужа и сделать ее несчастной; она терпела какое-то время, но в конце концов добродетель не устояла против этого безумия и издевательств семьи: чтобы избавиться от мучений, она покорилась и отдалась герцогу Савойскому.

Ну, чем не роман?! Однако все это произошло в наше время и на глазах у всех.

Скандальная огласка привела всех ди Верруа в отчаяние, но винить им было некого, кроме самих себя.

В скором времени новая любовница стала безраздельно царить при дворе герцога Савойского, а сам повелитель был распростерт у ее ног и чтил ее как богиню. Используя благосклонность любовника, она добилась для себя особых привилегий, внушила страх министрам и заставила их считаться с собой. Ее высокомерие вызывало всеобщую ненависть.

Графиню отравили, но герцог Савойский заставил ее принять чудесное противоядие, которое она хранила при себе.

Она выздоровела, красота ее ничуть не увяла, однако у нее остались досадные недомогания, в целом не отразившиеся на ее физическом состоянии.

Графиня по-прежнему повелевала при дворе.

В конце концов случилось так, что она заболела оспой; герцог Савойский в течение всей болезни ухаживал за ней, как сиделка, и, хотя лицо у нее пострадало, не стал любить ее после этого меньше. Но любил он ее по-своему: держал взаперти, поскольку сам предпочитал уединение, и, часто работая со своими министрами в ее покоях, совершенно не посвящал в свои дела.

Герцог щедро одаривал ее; помимо денег, она получала от него драгоценные камни необычайной красоты, множество дорогих украшений, разнообразное движимое имущество, так что в конце концов стала богатой.

И тогда несвобода, в которой ей приходилось находиться, стала тяготить ее и она решила удалиться от двора, а чтобы осуществить задуманное, упросила шевалье де Люина, своего брата, с отличием служившего во флоте, приехать повидаться с ней.

Брат приехал в Турин, они разработали план и, упрятав все, что можно было, в надежное место, осуществили бегство.

Брат и сестра воспользовались тем временем, когда герцог Савойский — это было примерно 15 октября — отправился в путешествие в Шамбери, и тайно покинули его владения, не вызвав никаких подозрений; графиня не оставила любовнику даже письма. Герцог, оскорбленный до крайности, именно так изложил случившееся Вернону, своему послу во Франции.

Графиня добралась со своим братом до нашей границы и направилась в Париж, где на первое время укрылась в монастыре.

Семья мужа и ее собственные родственники узнали об этом лишь тогда, когда все уже свершилось.

В течение двенадцати или пятнадцати лет она была королевой в Пьемонте, а здесь оказалась совсем скромным частным лицом. Господин и г-жа де Шеврёз сначала никак не хотели видеть ее, но позднее, уступив ее настойчивым хлопотам и уговорам доброжелателей, упрекавших их в том, что они не протянули руки женщине, порвавшей с развратной и позорной жизнью, согласились принять ее.

Постепенно перед ней открылись двери других домов, и, когда ее положение немного укрепилось, она приобрела дом, завела в нем хороший стол и, высоко чтя семейные связи и хорошо зная свет, в скором времени сумела привлечь к себе многих; мало-помалу она вновь обрела столь свойственный ей надменный вид и своим умом, обходительностью и учтивостью сумела добиться, что все окружающие примирились с этим.

Богатство позволило ей в дальнейшем создать собственный двор из ближайших родственников и друзей, и, пребывая в нем, она так умело разбиралась в обстоятельствах, что научилась чуть ли не управлять ими и стала заметно влиять на государственные дела; но этот период ее жизни выходит за рамки наших «Мемуаров».

В Турине она оставила весьма привлекательного сына и дочь, которых герцог Савойский, следуя в этом отношении примеру короля, признал.

Сын умер, не успев вступить в брак; герцог Савойский его очень любил и думал лишь о том, как его возвысить. Дочь вышла замуж за влюбившегося в нее князя де Кариньяна. Он был единственный сын знаменитого немого, старшего брата графа Суасонского, отца последнего графа Суасонского и принца Евгения.

Таким образом, князь де Кариньян становился наследником герцога Савойского, если бы тот остался бездетным.

Герцог Савойский весьма пылко любил свою незаконнорожденную дочь и обходился с нею так же, как король обходился с герцогиней Орлеанской.

После кончины короля супруги прибыли в Париж, чтобы пополнить двор г-жи ди Верруа и нещадно грабить Францию"[1]

Мемуары этой женщины, дорогие читатели, и предлагает вашему вниманию моя ученая подруга; они не имеют ничего общего с ее или моим литературным творчеством: это записки самой г-жи ди Верруа.

Алекс. Дюма.