Царица Горго - Виктор Петрович Поротников

Оглядывая скалы и мели Саламинского пролива, Еврибиад мысленно прикидывал, каким образом здесь можно выстроить эллинские триеры для сражения с флотом Ксеркса. Ему вспоминались слова Фемистокла, изложившего примерный план будущей битвы на военном совете.

Внезапно за спиной у Еврибиада раздался тревожный возглас Динона:

– Что это? Глядите!

Еврибиад обернулся к симбулею. Динон показывал рукой в сторону горы Эгалеос, похожей на гигантского льва, задремавшего на другой стороне Саламинского пролива. Над восточными отрогами горы тянулся в небо огромный сизо-бурый шлейф дыма. Словно какие-то неведомые великаны сложили гигантский костёр из поваленных деревьев в долине за горой.

– О боги! – воскликнул Еврибиад. – Это же горят Афины!

– Если персы жгут Афины, значит, Ксеркс со всем своим войском уже в Аттике, – хмуро проговорил Филохар. – Еврибиад, самое лучшее для нашего флота – это сегодня же уйти к Истму. Пойми, нам не одолеть здесь варваров! Скоро полчища Ксеркса займут побережье Аттики от Фалера до Элевсина, а флот персов обступит Саламин со всех сторон. Это станет ловушкой и гибелью для наших кораблей!

Ничего не ответив Филохару, Еврибиад стал спускаться с горы к тропе, ведущей к прибрежной низине.

Столб дыма, поднявшийся над кряжем Эгалеос, увидели и в эллинском стане. Там началось смятение. Афинские беженцы рыдали. Воины из разных отрядов, собираясь кучками, тревожно переговаривались между собой. Военачальники спешили к палатке Еврибиада, растерянные и взволнованные. Уже пронёсся слух о том, что флот Ксеркса увеличился ещё на триста кораблей. И вот, далёкие клубы дыма оповестили греков на Саламине, что Афины в руках персов.

Еврибиад, столкнувшись с греческими навархами у своей палатки, по их лицам и голосам сразу понял, что эти люди объяты лишь одним желанием: поскорее сесть на корабли и бежать от Саламина!

Тут же возле палатки собрался стихийный военный совет.

Афинские навархи убеждали своих союзников не бросать на произвол судьбы многие тысячи афинян, укрывшихся от персов на Саламине. Афинян поддерживали мегарцы, поскольку побережье Мегариды соседствовало с островом Саламин с запада. Мегарцам, как и афинянам, просто некуда было отступать.

Командиры пелопонесских кораблей никого не желали слушать, настойчиво требуя от Еврибиада, чтобы тот отдал приказ об отходе эллинского флота к Истму. Основным доводом пелопоннесцев было то, что в случае неудачной битвы с персами в Саламинском проливе греки будут окружены превосходящими силами варваров и уничтожены.

Особенно ръяно настаивал на отступлении Адимант.

Когда Фемистокл потребовал слова, то Адимант заявил ему, мол, человеку, не имеющему своего города, не следует уговаривать тех, у кого он есть, бросить отечество без защиты.

Сказанное Адимантом привело Фемистокла в ярость.

– Негодяй! – гневно промолвил он, обращаясь к Адиманту. – Да, афиняне оставили дома и храмы, не желая попадать в рабство к персам. А город у нас есть, он больше всех городов в Элладе, это двести триер, которые стоят у Саламина. Если вы хотите искать спасения, то спасение наше в битве, а не в бегстве. Варвары были разбиты нами при Артемисии, не устоять им против нас и при Саламине!

Среди криков и споров Еврибиадом овладело состояние тягостного раздумья. Он был полон сомнений и страха совершить роковую ошибку, которая разом перечеркнёт все его недавние успехи.

Объявив военачальникам, что ему нужно всё обдумать, Еврибиад скрылся в палатке. За ним увязался Филохар.

Еврибиад невольно всматривался в черты лица Филохара, вслушивался в его голос, стараясь понять, чьи интересы он отстаивает, свои собственные или Адиманта. Слушая Филохара, Еврибиад досадливо хмурил брови. Филохар молвил ему, что решающее сражение в этой войне с персами неизбежно произойдёт на суше, поэтому им обоим глупо погибать в морской битве у Саламина. Лучше отступить к Истму, где у эллинского флота есть надёжное укрытие – коринфская гавань Кенхреи.

Не морская битва страшила Еврибиада, а бесславная гибель. Еврибиад был честолюбив, но это было не жалкое честолюбие выскочки вроде Филохара, а благородная страсть человека, который стоит на вершине и намерен остаться там.

После мучительных колебаний Еврибиад вышел из палатки и отдал приказ навархам готовить корабли к отступлению от Саламина.

Сказанное Еврибиадом вызвало взрыв радости среди пелопоннесцев, а также среди эвбеян и левкадцев. Афиняне и мегарцы стояли, поникнув головой.

Вдруг от группы афинских военачальников отделился Мнесифил, который, обращаясь к Еврибиаду, громко произнёс слова Гектора из «Илиады»:

Речь неугодную мне произнёс ты пред нами;

Мог бы иные слова ты приличнее этих измыслить.

Если ж поистине это обдуманно всё ты промолвил,

Значит, рассудок в тебе погубили бессмертные боги…

Наградив Мнесифила холодным взглядом, Еврибиад удалился в палатку, не прибавив больше ни слова.

Отплытие флота было назначено на следующее утро.

После вечерней трапезы Еврибиад отправился к стоянке спартанских триер, чтобы самому убедиться в их полной готовности к походу. Там-то его и разыскал Фемистокл.

Еврибиад был не настроен спорить с Фемистоклом, поэтому он довольно резко прервал его, едва тот опять заговорил о необходимости сражения с персами у Саламина.

– Фемистокл, на состязаниях бьют палкой тех, кто выбегает раньше поданного знака! – сказал Еврибиад.

– Однако и того, кто остаётся позади, не награждают венком, – не задумываясь, ответил Фемистокл.

Видя, что Фемистокл не собирается уходить, рассердившийся Еврибиад схватил палку и замахнулся ею на афинянина.

Фемистокл не двинулся с места и не заслонился рукой, бросив твёрдым голосом:

– Бей, но выслушай!

Удивившись такой выдержке Фемистокла, Еврибиад позволил ему говорить.

В этой речи Фемистокл пригрозил Еврибиаду, что если тот уведёт греческий флот к Истму, тогда и афинские корабли здесь не останутся. Афиняне вместе с жёнами и детьми отплывут в италийский город Сирис, где давно живут переселенцы из Аттики.

– А вы, спартанцы, можете сражаться с персами где вам угодно, но вряд ли вы одолеете варваров, лишившись таких союзников, как афиняне! – такими словами Фемистокл завершил свою речь полную горечи и гнева.

Угроза Фемистокла подействовала на Еврибиада ошеломляюще. Его словно вдруг окатили с головы до ног холодной водой. Еврибиаду было совершенно ясно, что без афинян спартанцам и их союзникам не разбить флот Ксеркса ни у Истма, ни где бы то ни было. Да и на суше спартанцам без афинян придётся туго.

«Если афиняне отплывут в Италию, то в ослаблении нашего флота обвинят не Адиманта и не Филохара, а меня, – вертелись мрачные мысли в голове Еврибиада. – За все неудачи спрос будет с меня как с верховного наварха. Леонид не убоялся принять неравный бой с персами