Цветочная сеть - Лиза Си

отвара уже возвращался домой с пустыми кувшинами и полными карманами звенящих монет. В определенные дни приходил торговец иголками и нитками, гнусаво нахваливавший свой товар. Раз в месяц точильщик ножей и ножниц разворачивал в хутуне временную «мастерскую», на деле состоявшую всего-то из расстеленного одеяла, заплечного мешка и пары точильных брусков.

Хулань удавалось не только определять время по передвижениям уличных торговцев, но и предсказывать прибытие «важной шишки» — председателя местного соседского комитета Чжан Цзюньин, в обязанности которой вменялось наблюдение за обитателями квартала. Вот и в этот раз не успел чай полностью раскрыть свой аромат, как Хулань услышала скрип ворот.

Волосы у невысокой и пухлой Чжан Цзюньин поредели, и теперь она красила их в иссиня-черный цвет и собирала в аккуратный пучок, закрепленный на затылке черной сеткой. При ходьбе глава месткома слегка пошатывалась. Взгромоздившись на стул, Чжан Цзюньин потянулась к соленой сливе, сунула кисловатый плод в рот и только потом перешла к цели своего визита:

— Инспектор Лю, я заметила, что ты отсутствуешь чаще обычного.

— Не волнуйтесь, тетушка. Я просто работаю.

— Вечно ты работаешь! Что еще новенького? Кроме твоего последнего дела…

— Не слушайте всякие страшилки, тетушка.

Пожилая женщина нахмурилась:

— Мне говорят: «Присматривай за инспектором Лю. Она служит заморским дьяволам. Следи за всеми изменениями».

— Ну зачем вы мне это рассказываете?

— Наши семьи жили бок о бок на протяжении многих поколений, — возразила Чжан Цзюньин. — Думаешь, мне не наплевать, что они там талдычат?

— Это вам нужно быть осторожнее, — поддразнила соседку Хулань.

— Меня не смоет изменившееся течение, — махнула та рукой, и Хулань, знавшая пожилую женщину всю жизнь, не сомневалась в ее словах.

— Спасибо, что предупредили меня, — весело сказала Хулань.

Старуха снова стала серьезной. Она сделала глоток чая, громко причмокивая, чтобы показать, как ей нравится напиток, потом поставила чашку и хлопнула себя по коленям.

— Не надо бы тебе столько работать, — заявила она, и Хулань поняла: хоть тетушка Чжан вроде бы и продолжает прежнюю тему, разговор неизбежно примет деликатный оборот.

— Я выполняю приказы своего руководства, — ответила Хулань.

Морщинистое лицо Чжан Цзюньин сморщилось еще больше:

— Что эти стариканы знают о молодых женщинах? Скоро уже поздно станет заводить детей, и тогда никто на тебе не женится.

— Может, я и не хочу замуж…

— Да уж, ты всегда была глупой девчонкой!

— Слишком глупой, чтоб стать хорошей женой. Тут не поспоришь.

— Да уж, беда, — согласилась старуха, а потом повеселела: — Я придумала! Знаешь семью Го? Старинный род. У Го есть сын, и ему сорок пять.

— Так это он слишком стар для свадьбы.

— Нет-нет, он хороший человек.

— А чем занимается?

— Видишь? Ты думаешь как невеста. — Чжан снова хлопнула себя по коленям. — Отлично!

— Не как невеста, — поправила Хулань, — а как откормленная свинья перед Праздником весны[29].

Чжан Цзюньин хрипло рассмеялась:

— Ты такая шутница! Надо тебе замуж. Будешь смешить своего мужа, а еще лучше — свекровь!

Пока они перешучивались, Лю Хулань мысленно прошлась по списку: правильно ли я одета? взять пистолет с собой или оставить в столе? по-прежнему ли блестят у меня волосы? не дрогнет ли голос? За прошедшие годы она отточила умение сдерживать эмоции и скрывать мысли, демонстрируя миру внешнее спокойствие. Только так и можно было выжить.

♦ ♦ ♦

Дэвид пообедал, после чего за ним заехал Питер и усадил в «сааб».

— Встреча назначена на час дня, — сообщил водитель, петляя в потоке транспорта и сигналя каравану верблюдов, груженных товарами. Спустя несколько поворотов проспект расширился, и Питер поддал газу. Внезапно они выехали на открытое пространство, и Дэвид увидел слева огромную пустынную площадь Тяньаньмэнь и темно-красную крепостную стену Запретного города справа. На площади топталась группа западных туристов с камерами и сумками; парни в темно-зеленой армейской форме с пулеметами охраняли общественный порядок, а несколько пожилых китаянок подметали просторы площади самодельными бамбуковыми вениками.

Питер повернул направо, проехал по улице, которая шла вдоль Запретного города, затем трижды повернул налево, объезжая старый императорский дворец. Старк не понял, к чему этот экспресс-тур, пока Питер снова не объехал квартал. Заметив взгляд пассажира в зеркале заднего вида, Питер впервые дал понять Дэвиду, как китайские чиновники будут обходиться с ним в командировке.

— Вас ждут только через десять минут, — объяснил Питер.

Значит, контроль будет поминутным.

Питер провел Дэвида через сырые коридоры Министерства общественной безопасности в кабинет замминистра Лю, куда они вошли ровно в час дня. Пока собравшиеся обменивались рукопожатиями и радушными приветствиями, Дэвид быстро осмотрелся, подмечая детали: обилие бархата вокруг, подобострастную манеру замминистра Лю и настороженность начальника отдела Цзая.

— Большая честь познакомиться с вами, — сказал Лю с легким поклоном, после того как их с Дэвидом представили друг другу. — Мы очень признательны, что Соединенные Штаты направили к нам лучшего специалиста, чтобы помочь раскрыть ужасное преступление против одного из наших самых уважаемых граждан.

— Для меня это тоже большая честь, — ответил Дэвид с таким же поклоном.

— Прекрасно, когда две великие нации объединяются в стремлении к общей цели.

Пока они стояли, обмениваясь высокопарными комплиментами, Дэвид чувствовал себя нескладным подростком: он не знал правильных слов и ощущал неловкость за собственное тело, внезапно ставшее слишком крупным и угловатым.

Совершенно иначе оценила его фигуру появившаяся в дверях Хулань. Дэвид стоял совсем близко, но не замечал, что она наблюдает за ним. Старк почти не изменился за двенадцать лет, прошедшие со времен их знакомства. Благодаря стройному длинному телу он по-прежнему напоминал бегуна, и лишь каштановые волосы слегка поседели на висках. Хотя по американским меркам Дэвид был среднего роста, он возвышался над отцом и наставником Хулань. Как и оба чиновника, Дэвид носил костюм в западном стиле, но как же он был не похож на пожилых китайских функционеров!

От Дэвида исходило ощущение приятной физической расслабленности — результат политической свободы и регулярных физических нагрузок. Скрытое за неловкими формальными словами тепло его голоса словно пронзило насквозь годы их разлуки. Хулань потребовалось еще