Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов

Отчасти такой интерес к деятельности царевны связан с малым числом источников, освещавших пребывание и деятельность Софьи Палеолог в России. Все, что у нас есть, – это сочинения князя Андрея Курбского и ряд летописных свидетельств, авторы которых были настроены по отношению к Софье негативно.

Первое, что заслуживает внимания, – это право Ивана III на обладание Константинополем и титулом византийского императора, которое Софья якобы должна была передать великому князю Московскому через брак. Основная беда здесь заключается вовсе не в том, что Софья не имела прав на престол Византии. Все же в истории империи были и женщины, которые занимали трон и не имели проблем с легитимностью власти. Беда в том, что Софья была младшим ребенком Фомы Палеолога, брата Константина XI(1449–1453). И когда в 1465 году дети Фомы переезжали из Корфу в Рим, вместе с Софьей в Италию отправлялись ее братья: Андрей и Мануил. Именно им, по-хорошему, принадлежали титулярные права на Византийскую империю, даже несмотря на то, что Мехмед II принял титул «султана Рума». Младший сын Фомы – Мануил – в 1477 году вернулся в Стамбул и был великодушно принят османским правителем, который купил у него титул за поместье и придворную должность. Однако старший – Андрей – оставил свой след в Европе, продавая титул василевса различным правителям. Известно по меньшей мере о трех подтвержденных сделках, которые он совершил в конце XV – начале XVI века:

1) с испанским графом Осорно Педро Манриком в 1483 году;

2) с королем Франции Карлом VIII в 1494 году;

3) с королем Испании Фердинандом I, которому этот титул перешел по завещанию Андрея после его смерти в 1502 году.

Высказывалось мнение, что Андрей во время посещения Москвы продал этот титул и великому князю Ивану III, но никаких документальных подтверждений этому так и не было найдено.

Что же касается претензий Москвы на византийское наследие и обладание Константинополем, то ни в XV, ни в XVI веке эти амбиции не нашли никакого реального воплощения. Московские князья – и впоследствии цари не считали себя политическими преемниками Византии. Их куда больше интересовало присоединение новых земель из состава Литвы под эгидой возвращения «отчины Мономаховичей», чьей наследницей и провозглашала себя Москва. Участие в антитурецкой коалиции, которую сколачивали Ватикан и Венеция в конце XV века, тоже было не в интересах Ивана III. Великокняжеские отношения с Крымом, кстати, довольно прочные, могли бы помешать достижению его целей на Руси. Тут также стоит понимать, что именно венецианцы первыми подняли на щит идею о «византийском следе», провозглашая Ивана III прямым наследником ромейских императоров.

Говоря же о свержении монгольского владычества, роль Софьи Палеолог обычно связывают с привнесением на Русь понятий «царственного достоинства» и чести, несовместимых с подчинением иноземному, а главное, «поганому», иноверному правителю. А один из сюжетов «татищевских известий» упоминает о проникновенной речи Софьи в 1480 году, которая и смогла убедить Ивана III выступить на реку Угру против Ахмата. Мол, встала «греческая царевна» и устроила мужу такой разнос об имперском величии ее родины и царственного статуса ее предков, что Иван Васильевич впечатлился и тут же решил убить послов Ахмата на месте.

Основное сомнение тут появляется в связи с пониманием Софьей категорий «царского достоинства». Все же последние 100 лет своего существования Византия платила дань османским султанам. А сама Зоя-Софья покинула империю, будучи маленьким ребенком, и бо`льшую часть молодости жила на папскую пенсию. Да и источники тех лет ничего об участии Софьи в «совещании» Ивана перед войной не говорят. Наоборот – все доступные нам летописи утверждают, что Софья отъехала из Москвы в Белоозеро – подальше от региона военных действий, за что подвергают княгиню осуждению.

Помимо этого, решение Ивана III выступить против Ахмата в 1480 году не было уникальным само по себе. Все же регулярную дань Москва, по летописным свидетельствам, перестала выплачивать еще за восемь лет до этого – в 1472 году. Хан Ахмат тогда устроил карательный поход на Алексин за такое неповиновение, однако ушел ни с чем. Решение, которое принимал Иван III в связи с большим походом хана Большой Орды, было связано не с возвращением под руку Чингизидов, но со способом решения конкретной задачи: от Ахмата можно было откупиться, а можно было его отогнать. В окружении великого князя были сторонники как первого, так и второго подхода. Однако радетели «силового» ответа все же победили. А после заклеймили всех «переговорщиков» предателями и изменниками. Среди активных «разжигателей войны» были уже упомянутый архиепископ Ростовский Вассиан – автор «Послания на Угру», митрополит Московский и всея Руси Геронтий, ряд великокняжеских воевод, а также старший сын князя Иван Молодой, который со своими войсками, по сообщениям летописей, отказался отходить с пограничных рубежей, настаивая на открытом сражении с Ахматом.

Если же обратить внимание на политический церемониал, образы власти и новую властную же структуру, принесение которых на Руси также приписывают Софье, то можно обнаружить, что многие основания единодержавия уже имели место в Московской Руси и до приезда принцессы. Кроме того, в рамках древнерусской традиции это ваше «единодержавие», когда правитель правит «сам третей», без согласия с боярами или митрополитом, очень даже осуждается. Тот же Андрей Курбский в переписке с царем Иваном Васильевичем писал о Василии III, мол, тот поддался влиянию матери и стал править «будто тиран». В то же время фигура Ивана III у всех современников и не шибко далеких потомков рассматривается как сугубо положительная. А значит, влияние Софьи, коли уж оно было, воплотилось скорее в сыне и внуке, нежели в муже.

Прочие элементы политической идеологии, такие как придворные чины, оформление «византийским блеском» великокняжеского двора и сам византийский орел, объяснить одним лишь появлением Софьи на Руси тоже не представляется возможным. Например, высказывание о появлении в московском церемониале новых чинов, благодаря Софье, в принципе верно. Однако при Иване III в придворном ранжире появились лишь четыре новых чина: казначей, постельничий, ясельничий и конюший. Их византийский след представляется ученым очень сомнительным, а в самой Византии полезных и не очень придворных чинов было в десятки раз больше. Превращение же двора в богато украшенное церемониями ритуальное пространство власти становится реальностью не после приезда Софьи, а после 1480 года и принятия Иваном III титула государя и князя «всея Руси».

Да даже византийский орел, чье появление на печатях великого князя Московского относят к 1490-м годам, был на Руси и раньше. Первый «рабочий» двуглавый орел появился на монетах Тверского князя Михаила Борисовича (1461–1485) еще до