Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс

Утром он нашел свою подругу в гроте. Был канун Пасхи, и она опять надела то же белое платье, что и в майский праздник. Увидев его, Перрина впервые сама пошла ему навстречу, радостно улыбаясь. Анн быстро заговорил, захлебываясь от восторга:

– Перрина, знаете, что я понял этой ночью? Мы не должны венчаться прямо сейчас. Давайте подождем лет десять! Хотите?

– Я ничего не хочу, сеньор.

– Вы не понимаете? Ведь так я буду иметь счастье встречаться с вами здесь столько, сколько захочу!

Перрина подошла к трещине-бойнице и долго стояла молча, глядя на текущую воду Анн удивился.

– О чем вы думаете?

– Ни о чем. Я слушаю реку.

– И что она говорит вам?

– Ничего, сеньор, ничего важного.

– Скажите все-таки.

Перрина поколебалась мгновение, потом ответила, по-прежнему не глядя на него:

– Она говорит о «волчьей даме», которую вы катали на вашем коне…

Анн встрепенулся.

– Я ее вовсе не катал. Я спасал ее от смерти. И к тому же она не «волчья дама», не Теодора! Все это глупые россказни!

– Как вы ее защищаете…

– Защищаю, потому что на нее нападают. Если бы вы узнали ее получше, вы бы сами устыдились!

Перрина натянуто улыбнулась.

– Я должна вас покинуть, сеньор. Мои родители до сих пор хворают. Мне надо идти ухаживать за ними.

– Ну что ж, ступайте… Не знаю, сможем ли мы увидеться завтра. Ведь наступает Пасха.

– Это неважно, сеньор.

Перрина вышла из грота, села в свою лодку, взяла весло и поплыла через реку. Анн же вскочил на коня и галопом поскакал к замку.

Перрина солгала: ее родители были здоровы и вовсе не нуждались в заботах дочери. Вернувшись на мельницу, она сразу же побежала в свою комнату, чтобы остаться одной.

Размеренное движение колеса, возобновившееся, наконец, после долгих дней безмолвия, убаюкало ее на какое-то время, но вскоре боль вернулась и заполнила ее целиком.

Все закончилось, даже не начавшись! «Волчья дама» завладела сердцем ее сеньора – пусть даже он сам еще не отдает себе в этом отчета. Быть может, он когда-нибудь женится на ней, а может – нет. Это не имело значения. «Волчья дама» достаточно вскружила голову молодому сеньору, чтобы заставить его забыть Перрину.

Но смеет ли Перрина жаловаться? Могло ли обернуться иначе? Они оба, и Анн, и Альенора, – из одного мира. Оба знатные. А она, Мельникова дочка, пахнет мукой. Ей нечего делать среди важных господ.

Внезапно девушка мучительно вздрогнула. А как же ее поцелуй? Теперь-то ясно, что сеньор никогда не вернет его. Она хотела его, этого поцелуя… Она его так ждала!

Девушка подбежала к окну. Вода знает! Вода ответит ей, потому что теперь снова может говорить… Перрина склонилась над колесом. Никогда еще голос воды не был таким громким. Он звучал просто оглушительно. И впервые Перрина не понимала свою реку. Ответ был какой-то неясный, запутанный. Она напрягала слух изо всех сил. И поняла, наконец… Конечно, вода права, вода никогда не ошибается.

И Перрина, склонившись из окна, повторила для себя самой, вполголоса, то, что ей сказала вода:

– Приди! Я сама верну тебе твой поцелуй…

***

Анн вернулся в замок все в том же состоянии счастливого восторга. Ему с трудом удавалось сдерживать мысли, так они толкались в его голове, но одна все же возобладала над прочими: он непременно должен увидеть Альенору и поговорить с ней!

Он заметил ее верхом на лошади, рядом с часовней. Подскакал к ней и поклонился.

– Сударыня, не знаю, как вас и благодарить за ваш совет, который вы дали мне сегодня ночью. Он был совершенно верен! И я бы хотел просить вас об одной милости: будьте моей наперсницей!

– Вашей наперсницей?

– Да. Полагаю, что никто и никогда не понимал меня лучше, чем вы!

Альенора д'Утремер иронически улыбнулась.

– Если я соглашусь, то ненадолго! Как только потеплело, ваш прадед велел мне уезжать. Разрешил остаться только до завтра, до окончания пасхальной службы.

Она тряхнула головой, всколыхнув свои длинные волосы.

– Я согласилась, но потом передумала. Я уезжаю немедленно, прямо сейчас. Мне уже нестерпимы и это место, и эти люди!

Анн остолбенел. Слишком много потрясений обрушилось на него, одно за другим. Альенора улыбнулась ему так же, как и в первый раз, когда он ее увидел в большом зале возле камина.

– Разумеется, к вам это не относится… Вы проводите меня до Нанта?

Анн поднял глаза. Увидел силуэт Франсуа в одном из окон донжона. Альенора посмотрела в ту же сторону.

– Не беспокойтесь о вашем прадеде. Он уверен, что я уеду только завтра, и подумает, что мы просто решили покататься.

От этих слов, живо напомнивших ему упрек Перрины, Анну стало не по себе. Он спросил, лишь бы спросить хоть что-нибудь:

– Вы ничего с собой не берете?

– Я уезжаю, как приехала, – налегке. Я даже оставляю мой волчий плащ и горностаевую мантию. Пусть их берет любой, кто захочет!

Анн по-прежнему не мог решиться. Альенора д'Утремер приблизилась к нему. Ее голос сделался настойчивей.

– Едем, и я отвечу на вопрос, который вас мучает…

– Откуда вы знаете про вопрос, который меня мучает?

– Знаю. Быть может, я знаю о вас даже больше, чем вы сами.

– И… что это за вопрос?

– Вправду ли я – Теодора.

На сей раз ошеломление Анна было столь велико, что он застыл с открытым ртом.

– Но… как?..

– Так вы хотите узнать это или нет?

– Да, конечно.

– Тогда едем!

Она больше не стала ждать и пришпорила свою лошадь. Анн последовал за ней на Безотрадном. У него было ощущение, что в этот момент решается его судьба. Хотя нет: скорее, у него возникло стойкое ощущение, что все уже давно решено.