Самсон - Маша Сандлер

В общем, самого главного я так и не придумал: вот увезу я медведя в Куземкино, а что дальше? В лес, скрываться? Смешно, конечно.

Уже начало светать — часа четыре утра было, когда я открыл смарт и написал Лайле Доббс ещё одно письмо. Очень злое и, наверное, несправедливое. Написал пару слов: «Вы убийца!» — «You are a murderer!»

Весь следующий день я ходил варёный, точно работал всю ночь, зевал и замирал на ходу. Сава, с которым мы мыли опустевшие боксы, обругал меня за это. Я, кстати, в своём полусонном состоянии задумался даже о том, что не только Савин комбинезон будет впору медведю, а что они вообще похожи. И потом мне пришёл в голову вопрос, стал бы я спасать Саву, если бы его поймали и глаз вырезали какие-нибудь… медведи.

Ерунда, в общем, одна в голову лезла.

Вечером после работы мы все собрались на ещё одно, последнее «совещание». Договорились, что после семи, когда основные работники и лаборанты расходятся по домам, будем возвращаться, но не кучей, конечно, а по одному.

— А если, — спросила меня Маша, не убирая с лица упавших прядей, — если он не пойдёт за тобой?

— Кто? Самсон? Почему это не пойдёт? Конечно, пойдёт! — ответил я.

Маша только плечами пожала.

Всё-таки она умная, что и говорить. Я и сам не был уверен, что медведь пойдёт со мной. На самом деле я мало что знал про него, даже про его развитие — то ли он бессмысленный и агрессивный зверь, то ли почти человек. Он отказался говорить, хотя я вроде бы понятно ему объяснил, что иначе его убьют. Сознательно хочет умереть? В это слишком трудно было поверить.

Около семи, собрав заранее личные вещи в рюкзак, сунув туда несколько упаковок лапши, бутылку воды, я первый вернулся в Контору. Охранник на входе даже внимания не обратил — ещё не все по домам разошлись, мог забыть что-то или на ночную смену вернуться, мало ли…

В наш пустой блок я вошёл осторожно, чтобы дверь не скрипнула, надеясь, что Пётр Симеонович, сменивший Саву на ночь, нажевался своей плюсны и уснул. Но на случай, если он не спит, я придумал правдоподобную отмазку: мол, необходимо срочно оформить последние отчёты — завтра у меня заканчивался срок практики, и я, если бы всё было по-человечески, должен был оставить Медузе элключ и получить характеристику для школы. Теперь-то, само собой, мне не видать никакой характеристики, и практику мне не зачтут…

Пётр Симеонович не спал, но меня всё равно не услышал — из его бокса довольно громко раздавалось фортепиано по радио. Смешно, но я узнал мелодию, это был «Марш кузнечиков» Прокофьева.

Я тихо прошёл в кормовую, снял со стены старый комбинезон Савы, обнаружив, к сожалению, что он довольно сильно продран как раз на груди, словно бы тупым ножом или острым когтем. Можно было бы задуматься о том, что Саве за время его работы могло достаться от зверей ещё и не так, но мне было некогда размышлять об этом. Я свернул комбез в плотный клубок и проскользнул в кабинет Алёны — там где-то в ящике стола валялась катушка ниток и игла.

Естественно, Алёна не для починки защитных комбинезонов хранила всё это — иголка была слишком маленькой, а нитка — тонкой. Но выбирать мне не приходилось. Хотя наверняка где-то у техников можно было бы найти нужное, Пётр Симеонович пока не собирался спать.

Двигаясь как можно тише, я развернул комбез и решил попробовать хотя бы прихватить прореху, чтобы она не так бросалась в глаза. Швея я неважная — исколол все руки, едва начав. Почему-то сторона иголки с ушком оказалась не менее острой, чем кончик, и впивалась мне в пальцы при всякой попытке пропихнуть иглу сквозь плотную ткань.

Так я провозился около часа. Слышал, как музыка в комнате Петра Симеоновича затихла и сам он протопал мимо кабинета наружу. Наверное, пошёл проветриться перед сном. Как раз когда его не было, в кабинет просочился Вилли.

— Пётр Симеонович гулять пошёл, — сказал он. — Близнецы тоже уже на месте. Цейхман пойдёт сразу в главный корпус. Ты тут как?

Я показал ему результаты своих трудов.

— М-да, — сказал Вилли, увидев едва подтянутую, топорщащуюся дыру в комбезе. — Знаешь, в детективных историях никогда у героев не получается, как они задумали. Так и у нас. Ещё хорошо, если это — единственный наш прокол.

Надо было заставить его сплюнуть три раза через левое плечо или по дереву постучать, как бабушка делала иногда, когда я бывал слишком оптимистичным.

Мы заранее договорились, что выйдем на нашу криминальную тропу, когда стемнеет. Около десяти Цейхман прислала сообщение, что она на месте, уже в лаборатории. Пётр Симеонович давно вернулся в блок, и в его боксе царила тишина.

— Как думаешь, он спит? — спросил я Вилли шёпотом.

— Не знаю. Эх, надо было раньше подкараулить и узнать, храпит ли он во сне.

Нам непременно нужно было, чтобы Пётр Симеонович уснул, ведь у него — нужный нам для Самсона дополнительный элключ.

В одиннадцать Анка написала, что они с сестрой готовы к действиям, я как можно туже свернул кое-как зашитый комбез, подхватил рюкзак, и мы с Вилли, почти не дыша, вышли в коридор. Когда в блоке были звери, стекликовые двери в боксы были закрыты, но зато за ними всё время слышалось, ощущалось какое-то движение, никогда тишина не была такой пустой. Сейчас же казалось, что даже наше с Ви дыхание производит оглушительный шум. Ви жестом остановил меня и осторожно подошёл к неплотно прикрытой двери в бокс.

Из щели лился жёлтый свет старенькой настольной лампы, которую Пётр Симеонович использовал в качестве ночника. Вилли постоял у двери, прислушиваясь, а потом отрицательно покачал головой. Пётр Симеонович не спал.

Делать было нечего, я тихо пошёл к выходу, и когда был уже у самой двери, услышал, одновременно леденея и вспыхивая жаром от ужаса, как позади меня раздался хриплый голос:

— Ты чегой-то тут, парень?

В этот момент я зайцем скакнул в дверь, прижимая комок комбеза к животу, выскочил на улицу и припустил по дорожке к главному блоку, надеясь только, что Вилли придумает, как объяснить своё нахождение в блоке посреди ночи, хлопающие двери и при этом не сорвать всё дело.

На улице было темно хоть