Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий

— Да она вовсе не смеется, — возразил Коля. — Правда, мы там птиц на удочку ловили. Представьте себе огромные отвесные скалы над морем. Все выступы скал, все углубления сплошь заняты птицами, большей частью кайрами. Сидят друг возле друга, плечо к плечу. У каждой тут же на выступе, на голом камне положено одно яйцо, и каждая свое яйцо насиживает.

— Как же у них яйца держатся на голом камне, без гнезда, и не скатываются в море?

— А у них яйца совсем особой формы — вроде конуса. Толкнешь такое яйцо, оно почти не катится, а вертится на месте. А если яйцо покатилось по утесу, все соседние птицы сейчас же вытянут шеи и стараются клювом его задержать. Конечно, бывают случаи, что яйца падают и разбиваются, только не так уж часто. Сами кайры тоже очень занятные птицы, прямо на открытых скалах сидят. Спустишься к ним по веревке, они все глядят на тебя, а не улетают. Вот мы и придумали, как их ловить для кольцевания: берем удилище, привязываем на конце петлю, как для силка, накидываем ее на шею кайре и тащим к себе. Так на удочку и ловим. Сколько угодно наловить можно.

— Подумайте, ведь это же целое птичье хозяйство!

— Да еще какое хозяйство! Оно не требует для содержания ни средств, пи ухода, только нужно бережно его использовать. Можно каждый год без всякого ущерба для гнездовья собирать тысячи чудесных яиц.

— И вкусные у них яйца?

— Очень вкусные, не хуже куриных, а размером раза в два крупнее. Птичьи базары — это прямо золотое дно. — Коля кивнул головой в сторону ящиков с гагачьими яйцами и весело добавил: — Нужно и нам поторапливаться гаг разводить; попробуем-ка помочь природе.

Нашу пленницу мы поместили в пустую комнату. Гага оказалась очень спокойной. Она не билась, не металась по комнате, а, оглядевшись, побежала в дальний угол и уселась там.

Мы оставили гагу в комнате и отправились в инкубаторий. Разложили в инкубаторе привезенные яйца, чтобы они не переохладились и не испортились.

Когда мы часа через два вернулись к гаге, она уже сидела в другом углу. Коля хотел взять ее, чтобы отнести в сарайчик, но едва приблизился, как она, не вставая с места, вытянула шею и угрожающе зашипела. Помня, как гага проучила Ивана Галактионовича, Коля не без опаски вытащил птицу из ее угла. И тут все мы так и ахнули от изумления: под гагой на полу лежал аккуратно собранный в кучку картофель. Вероятно, оставив свой угол, гага обследовала комнату и наткнулась на разбросанный по полу картофель. Птица подгребла его под себя и уселась на нем. как на яйцах. Инстинкт насиживания победил страх перед необычной обстановкой.

Тут Коле пришла интересная мысль: «А нельзя ли использовать этот инстинкт и заставить гагу у нас, в неволе, высидеть гагачат?»

Сейчас же в уголке сарая, куда решили поместить гагу, мы устроили из привезенного пуха гнездо, положили в него гагачьи яйца и замаскировали еловыми ветками, а на землю набросали свежего мха.

Сквозь щели в стенах и крыше сарая пробивались солнечные лучи и желтыми полосами ложились на землю. Крепко пахло смолой и свежей хвоей, совсем как в лесу.

Посреди сарая мы поставили на полу широкий противень с морской водой и пустили туда мелких ракушек — обычный корм гаги.

Когда все было готово, мы принесли в сарайчик гагу. Она сейчас же забилась в самый дальний угол. Мы затворили дверь и оставили гагу в покое.

Очень интересно, найдет ли она гнездо с яйцами и сядет ли на них, или в этой необычной обстановке инстинкт насиживания у нее уже угас и она только случайно села в комнате на кучку картофеля.

Я еще раз вернулся и заглянул в щелку сарая. Гага по-прежнему сидела в том же углу, вдали от гнезда.

«Нет, все это ерунда, — подумал я. — Конечно, никаких — яиц дикая, только что пойманная птица в неволе насиживать не будет». И я отправился домой.

Наконец-то кончены все дела этого бесконечного дня. Можно лечь и заснуть. Но сколько, же теперь может быть времени? Я огляделся. Все так же светило солнце, плескалось море и стонали на отмелях чайки.

Что же сейчас — ночь или уже настал следующий день? Э, да не все ли равно!

Вон летит большая белая птица; наверно, она не считается со временем, а когда устанет, сядет на прибрежный камень, отдохнет — и снова в путь. Нечего и нам обращать внимание на время. Поспим часок-другой, да и опять за дело…

На следующий день я прежде всего отправился посмотреть на гагу — на гнезде она или нет. Даже сердце у меня замерло, когда я заглянул в щелку. Сразу, со света, в сарае казалось совсем темно, ничего не разберешь. Но постепенно глаза привыкли. Вот, вижу, посреди сарая противень; вокруг пего вся земля мокрая и валяются ракушки — значит, гага вылезала из своего угла и плескалась тут, наверно, пила, а может быть, и ела корм. Но, где, же она сама? Я вгляделся в дальний угол, где вчера сидела гага, — никого нет.

Осторожно отворил дверь и вошел в сарайчик.

В другом углу, там, где были набросаны сосновые ветки, что-то темнело. Да это же гага притаилась на гнезде! Сидит неподвижно, втянув голову, и наблюдает за мною.

На общем совете за чаем решили гагу сегодня не трогать, не ходить к ней в сарай. А когда она немного привыкнет к новой обстановке, переменить ей в противне воду и корм.

Раннее утро

Вот уже три дня, как я после утомительной городской сутолоки наслаждаюсь каким-то поистине первобытным покоем.

Кругом зеленоватый водный простор, скалистые острова, поросшие мохом, сосной да елью, а над ними прозрачное, как первый осенний лед, северное небо, Шепчутся ели, возится и ворчит море. Чайки охают и стонут на песчаных отмелях. Трудно поверить, что где-то есть города, асфальтированные улицы, автомобили, трамваи, что где-то бывает темная ночь, когда в домах и на улицах зажигается электричество. А здесь оно ни к чему — день и ночь светит солнце, не такое, как на юге, палящее, знойное, а какое бывает в ясный сентябрьский день где-нибудь под Москвой. И все здесь кругом как-то удивительно напоминало нашу раннюю погожую осень.

Мы походили на путешественников, попавших на необитаемый остров. Правда, мы жили не в палатках, а в доме, но он еще более