Флэш по-королевски - Джордж Макдональд Фрейзер

— Ватерлоо? — мне уже невмочь стало терпеть его славословия. И знаете, ли в тот самый момент, когда я это произнес, мне пришлось пожалеть об этом: он резко замолчал и уставился на меня своими пронзительными голубыми глазами. Потом сел обратно в кресло и продолжил спокойным тоном:

— Ватерлоо не будет. Что ж, это все учености, и глупо было растрачивать их на ум, подобный вашему. Полагаю, я сказал достаточно, чтобы вы уяснили необходимость положить предел этим либеральным веяниям прежде, чем они породят революцию в собственном смысле этого слова. Для этого необходимо принять все возможные меры для поддержания существующих правительств и сохранения порядка. Стабильность должна быть сохранена вопреки всем этим разлагающим веяниям. А нигде они не укоренились сильнее, чем в Шлезвиге и Гольштейне.

— А я все гадал, когда же мы к ним вернемся, — говорю я, бросая взгляд на остальных, чтобы посмотреть, как они восприняли тираду Бисмарка. Юный Руди как ни в чем не бывало пускал колечки дыма, зато де Готе был весь внимание, что же до Крафтштайна — тот подобострастно вытянулся, словно ретривер, готовый залаять от восхищения. Мне пришло в голову, что коли ему трескучая риторика Бисмарка кажется увлекательной, то в Германии вряд ли окажется недостаток в идиотах, способных разделить его чувства.

— Если вы потрудитесь изучить карту Европы, висящую над этой полкой, — продолжал Бисмарк, — то увидите, что у восточных рубежей Гольштейна, там, где он граничит с Мекленбургом, расположено маленькое герцогство Штракенц. Оно, как Шлезвиг и Гольштейн, в равной степени связано с Германией и Данией. И подобно им является ареной бесконечной борьбы враждующих партий. Учитывая аграрный характер и провинциальный уклад, можно подумать, что герцогство имеет намного меньшее значение, чем его крупные соседи, но это иллюзия. На деле оно как запал: если борьба между соперничающими сторонами в Штракенце выльется в беспорядки, это непременно будет использовано революционными элементами, как повод для разжигания волнений в соседних провинциях; Дания и Германия окажутся вовлечены в события — поверьте мне, великие войны разгорались из-за гораздо более ничтожных поводов, нежели Штракенц. Ясно ли вам, что мир в этой маленькой провинции должен быть сохранен любой ценой? Тогда дайте только время, и немецкая дипломатия обеспечит вхождение Шлезвига и Гольштейна в Германскую конфедерацию, и процесс нашего национального объединения получит свое начало. Но если в ближайшем будущем случится нечто, что погрузит Штракенц в беспорядки, если враждующие партии получат кризис, способный повести к взрыву, — вся моя работа окажется разрушенной прежде, чем начнет приносить плоды.

Не возьмусь утверждать, что меня хоть на грош заботила эта его работа или создание единого германского государства и что я находил хоть какую-нибудь связь этих вещей со мной. Потому мне оставалось только слушать. Бисмарк снова наклонился ко мне, пристально глядя на меня и пристукивая кулаком по столу.

— И такой кризис близится. Вот факты: правит Штракенцем герцогиня Ирма, недавно достигшая брачного возраста. Она необычайно популярна среди своих подданных — в глазах темных крестьян молодость и приятная наружность служат достаточными качествами для правителя. Существует договоренность, что она выйдет замуж за представителя датской королевской семьи — речь идет о племяннике самого короля Христиана, принце Карле-Густаве. Вот вам иллюстрация к тому, какое значение придает Дания такой крошечной провинции, как Штракенц. Дело в том, что этот брак будет на ура воспринят сторонниками Дании в Штракенце. А это жутко беспокойная группа — возможно, потому, что они находятся так далеко от самой Дании. И если они будут довольны, в Штракенце сохранится мир. Немецкое население герцогства умеет ждать, — закончил он весомо.

Признаюсь, я едва не зевнул, но он не обратил внимания.

— С точки зрения политической, этот союз не просто желателен, но жизненно необходим. Даже оставляя в стороне его воздействие на поддержание спокойствия, не могу не отметить, что я возлагаю определенные надежды на Карла-Густава, с которым знаком лично. У него есть прекрасные шансы сделаться популярным консортом и хорошим правителем Штракенца.

Он замолчал, не сводя с меня немигающего взора, и я нетерпеливо заерзал.

— В таком случае пожелаем молодым совет да любовь, — говорю я, — и да хранит их Господь. Нельзя ли перейти к тому пункту, которым предусматривается мое участие — если оно вообще необходимо, поскольку, выслушав вас, я уже стал сомневаться.

— Да уж без вас не обойдется, — с угрюмым кивком отвечает Бисмарк. — Я ведь сказал, что в Штракенце кризис. Вот почему свадьба, которая должна была состояться через шесть недель, может не иметь места.

— Как же так? Почему?

— Принц Карл-Густав, во многих отношениях прекрасный молодой человек, все же не лишен присущих людскому роду недостатков. — Бисмарк замялся. — У него обнаружилось постыдное заболевание, делающее бракосочетание невозможным, по крайней мере пока он не излечится.

— Чем он заболел?

— Венерическим заболеванием.

— Хотите сказать, подцепил триппер? — я позволил себе хохотнуть. — Да уж, крайне неразумно с его стороны. И для графини как-там-ее-зовут тоже. Но ведь парни есть парни, не правда ли? Впрочем, ситуация действительно выглядит не очень, тут я согласен. И что же вы намерены предпринять?

Бисмарк медлил с ответом. В комнате повисла мертвая тишина, и было в ней нечто такое, от чего мне сделалось не по себе.

— Ну так что? — повторил я спустя некоторое время.

Бисмарк резко встал, подошел к столику у стены и взял с него какой-то небольшой предмет. Возвращаясь на свое место, он взвешивал его в руке.

— Если свадьба не состоится, Штракенц взорвется. Агитаторы-либералы подстегнут антинемецкие настроения датской фракции слухами про заговор. Но как бы то ни было, принц Карл не в состоянии жениться в течение нескольких месяцев, пока его… состояние не улучшится благодаря лечению.

Он, похоже, ждал ответной реплики, поэтому я предположил, что свадьбу придется отложить.

— Под каким предлогом? Если станет известна истинная причина, свадьба вообще не состоится, это очевидно. И штракенцкий котел взорвется. На данный момент о болезни Карла-Густава известно только его личному доктору и двум высокопоставленным датским министрам. Все остальные в Дании, так же как в Германии и самом Штракенце, ни о чем не подозревают и ждут, что свадьба состоится в срок.

— Вы говорите, что только трое в курсе, что принц подхватил болячку Купидона? Откуда же тогда вы…

— У меня есть свои источники. Все известно только тем троим, принцу и нам с вами. Остальные понятия не имеют. — Он подкинул предмет на ладони. — Свадьба должна состояться.

— Ну так пусть женится на ней, и есть у него триппер или нет — какая разница? Что тут еще…

— Даже не обсуждается, — заявляет де Готе, заговоривший в первый раз за все время. — Уж не говоря про гуманистические соображения, секрет вскоре раскроется, что повлечет за собой скандал, имеющий эффект не менее сокрушительный, чем перенос свадьбы.