Баллантайн - Уилбур Смит

во все глаза, бесстыдно усмехаясь; во-вторых, разливавшееся по телу приятное тепло исходило отнюдь не из разбитого сердца, а гораздо ниже и сопровождалось чувствительными изменениями, которые вскоре станут очевидны невинной девочке в его объятиях.

Ральф почти оттолкнул ее и с излишней резкостью вскочил в седло. Взглянув на Кэти, он заметил, что поток слез в зеленых глазах высох, сменившись удовлетворенным пониманием, которое, вне всяких сомнений, подтверждало его догадку: Кэти больше не ребенок.

– Когда ты вернешься? – спросила она.

– Не раньше окончания сезона дождей, месяцев через шесть-семь.

Внезапно Ральфу показалось, что это очень долго.

– Ладно, – ответила она. – Ведь ты обещал.

Переправившись через реку, Ральф оглянулся. Близнецы потеряли интерес к происходящему и наперегонки бежали домой – в воздухе мелькали косички и подолы. Кэти все еще смотрела ему вслед. Увидев, что он обернулся, она помахала и не опускала руки, пока всадник и лошадь не скрылись в лесу.

Девушка присела на бревно возле тропинки. Солнце поднялось в зенит и исчезло в легкой дымке лесных пожаров на горизонте, превратившись в красный кружок, на который можно смотреть не щурясь. В сумерках из густого темного леска у реки донеслись жуткие звуки: леопард грыз и разрывал добычу. Кэти вздрогнула, бросила последний долгий взгляд через широкое русло реки и отправилась домой.

Базо не мог уснуть. Он давно оставил свою подстилку и сел у очага посреди хижины. Остальные – Зама, Камуза и Мондане, – все, кто пойдет с ним завтра, даже не шевельнулись. Праздничные одежды лежали рядом со спящими. Накидки из перьев, меха и бус, головные уборы и набедренные повязки хранились для самых важных церемоний и особых случаев вроде праздника урожая или личной аудиенции короля, а также для торжества, которое начнется на рассвете и по случаю которого они здесь собрались.

Базо посмотрел на друзей, и сердце сжалось от радости. Счастье переполняло его, и хотелось петь. С этими людьми он делил детство, юность, а теперь и взрослую жизнь; друзья снова будут рядом с ним в один из самых важных дней, и от этого на душе становилось еще светлее.

Пока его товарищи бормотали и похрапывали во сне, Базо в одиночестве сидел у костра и, как скряга пересчитывающий свои сокровища, мысленно брал каждую золотую монетку удачи, нежно поворачивая в руках и наслаждаясь воспоминаниями.

Он снова переживал каждую секунду триумфа, когда ряды связанных пленниц провели мимо Лобенгулы, а к его фургону бросили военные трофеи: слитки меди и медную проволоку, топоры, кожаные мешочки с солью, глиняные горшки с бусами – знаменитый колдун Пемба собирал дань с множества запуганных соседей. Лобенгула улыбнулся при виде этого богатства – оно-то и стало причиной раздоров с Пембой. Как и обычный человек, король был не чужд зависти. Завидев улыбку Лобенгулы, индуны последовали его примеру и одобрительно зацокали языками.

Базо вспомнил, как король вызвал его вперед и довольно засмеялся, когда из мешка выпала голова колдуна – уже порядком разложившаяся. Она подкатилась к переднему колесу фургона, усмехаясь Лобенгуле сгнившими губами, из-под которых виднелись неровные зубы, покрытые пятнами от курения трубки с коноплей. Свора изможденных, паршивых бродячих собак с рычанием набросилась на лакомый кусочек. Когда один из палачей принялся разгонять их ударами дубинки, король остановил его.

– Бедняги голодны, оставь их. – Он повернулся к Базо: – Расскажи мне, как ты это сделал.

Базо вспомнил каждое свое слово, когда он описывал королю их поход. Рассказывая, он принялся танцевать боевой танец и петь сложенную им песню про Пембу:

Словно крот в брюхе земли, Базо нашел тайный проход…

Он пел, а в первом ряду вождей сидел Ганданг, его отец, серьезный и гордый.

Как слепая рыбина в пещерах Синойа, Базо проплыл в темноте…

Когда песня упомянула Заму и его воинов, они выскочили вперед, присоединившись к танцу.

Как черная мамба из-под камня, Зама насмерть разил серебряным клыком…

Закончив победный танец, воины упали лицом вниз и распростерлись на земле перед фургоном.

– Базо, сын Ганданга, пойди и выбери двести коров из королевских стад, – сказал Лобенгула.

– Байете! – закричал Базо, все еще тяжело дыша после танца.

– Базо, сын Ганданга, ты, который командовал пятьюдесятью воинами, теперь я даю тысячу под твою команду!

– Нкоси! Повелитель!

– Ты будешь командовать импи, ожидающим в королевском краале на берегу реки Шангани. Я дам тебе новые знаки различия для твоего отряда. Твои щиты будут красного цвета, юбки из хвостов циветт, головные уборы из перьев марабу и кожи крота, – нараспев произнес Лобенгула и сделал паузу. – Твой отряд будет называться Изимвукузане Эзембинтаба – «Кроты, роющие под горой».

– Нкоси какхула! Да здравствует король! – во все горло закричал Базо.

– А теперь, Базо, поднимись и выбери себе жену среди женщин. Убедись, что она добродетельна и плодородна, пусть ее первой обязанностью станет возложение обруча индуны на твою голову.

– Индлову! Нги я бонга! Слава Великому Слону!

Сидя в одиночестве у огня, Базо вспоминал каждое слово, каждую интонацию, паузу и ударение в речи короля. С удовлетворенным вздохом он осторожно, чтобы не разбудить спящих, подбросил в костер еще одну большую ветку. Искры взлетели вверх, в отверстие посреди куполообразной крыши.

Отдаленный звук прервал сладкие воспоминания – где-то вскрикнула гиена. В этом не было ничего необычного: жуткие крики противных тварей раздавались каждую ночь, от заката до рассвета. Странно лишь то, что сегодня первый крик прозвучал так поздно…

Гиены облюбовали маленькую рощицу позади загона для скота – обитатели крааля Ганданга использовали ее как общественную уборную. По ночам гиены очищали рощицу от испражнений, поэтому жители терпели присутствие тварей, к которым обычно относились с суеверным ужасом.

Одинокий крик нарушил полночную тишину. Базо прислушался, потом снова подумал о завтрашнем дне.