На грани - Анна Александровна Кабатова

Когда наше путешествие по материку спустя шестьдесят один день благополучно закончилось, я ещё не знал, что буду делать дальше. Время прошло довольно быстро, поэтому я и оглянуться не успел, как вновь оказался за школьной партой. Каждый вечер дома у нас было прослушивание музыки: я успел полюбить не только патефон, но и рок-н-рольные пластинки, которые он без труда проигрывал. Не меньшей любовью у меня пользовался джаз. Свою губную гармошку я тоже не посмел оставить в прошлом, как и свои длительные упражнения на ней.

Курить я начал относительно недавно, да и только потому, что искал новых ощущений. Это было вредно для здоровья и только расшатывало без того неустойчивую нервную систему, вовсе не успокаивая меня. Тем не менее, остановиться уже было непосильным заданием.

О том, что Пит вместе с деньгами оставил мне свой дневник, я узнал только через две недели после возвращения домой, когда мне понадобилась пара сотен долларов. Рамирес, у которого я взял пистолет, когда был готов пристрелить себя, отыскал меня, и поздно вечером, при свете уличного фонаря, он пообещал мне: если на следующий день я не верну долг, то он покажет мне свой пистолет в действии. Вряд ли он отважился бы убить меня, но шутки с тем, у кого есть преимущество над тобой в виде оружия – не самая лучшая идея.

Примерно при этих обстоятельствах уже почти что ночью я обнаружил его дневник. Впервые прочитав эти мысли об утрате родителей, я подумал, что тоже никогда не говорил им, что люблю их, никогда не говорил, насколько они важны для меня и как я боюсь потерять их.

Мне захотелось взглянуть на самых близких мне людей. Я вошёл в комнату к ним. Они беззаботно спали так, как могут лишь влюблённые. Почувствовав силу своей благодарности и юношеской любви, я накрыл их ещё одним одеялом, чтобы они не замёрзли прохладной сентябрьской ночью.

Что же касается школы, то здесь моя успеваемость стремительно росла. Благодаря новой философии, которую я черпал теперь не только из воспоминаний, писем и дневника, но и с книг восточных мудрецов, мне удалось кардинально изменить свой мир. Нельзя сказать, что всё внезапно стало прекрасно – так, увы, не бывает. Однако, когда после очередного учебного года мои способности к анализу вновь заявили о себе, я обнаружил, что в сравнении с иными, предыдущими годами, достиг гораздо больших успехов как в учёбе, так и в личной жизни. А всё это произошло потому, как я подозреваю, что в моей жизни наступила осознанность, а значит и развитие. Каждая неудача, каждое падение сильно сбивали меня с ног даже вопреки моему пониманию, что это – неотъемлемая часть созидания.

Что же касается вышеупомянутых успехов на личном фронте, то новой любви я пока что не нашёл, ведь в глубине своей души всё ещё надеялся на возрождение первой. Вместо этого в моей жизни начали появляться выгодные знакомства и постепенно возникли отношения, которые более или менее походили на дружбу.

Так примерно и прошли первые несколько лет моей жизни без Пита: подсознательно я искал его подобие среди своего окружения, но в то же время создавал вокруг себя новый мир. За время своей адаптации к привычному серому миру родного города меня не покидало желание уехать куда-нибудь. Позже я поймал себя на мысли, что не направлялся куда-то конкретно, а лишь хотел ехать просто для того, чтобы быть в дороге.

Всё это время во мне противоречили две грани: нормальности и безумия. С одной стороны, время от времени я чувствовал себя изгоем, а потому хотел быть нормальным, быть как все, не выделяться, чтобы не увеличивать количество проблем. С другой же стороны, мысль о том, что я буду смешан с серой массой ничего не достигших людей, только больше питала во мне желание быть уникальным и успешным во всём, а также продлевать то, что благополучно было начато незадолго до моего пятнадцатилетия. Только по этой причине я был подобен канатоходцу, чей неверный шаг по лезвию ножа может привести к плачевным последствиям. Как учил меня Пит, везде важна золотая середина. Интересно, где он сейчас?

Судя по его письмам, он осуществил свои планы, объездив Азию и Европу до конца. Каждую неделю в почтовом ящике я находил новое письмо и каждый раз словно оказывался рядом с ним то на чайных плантациях Индии, то на рыбалке в Таиланде. Напрасно он не захотел податься в литературу: у него неплохие способности, да и взять хотя бы письма, которые написаны с таким талантом, словно это ты сейчас пробуешь на вкус корейских тараканов или пытаешься пересилить себя, употребляя сырую рыбу, что тебе её предложил один японец.

О моей пагубной привычке никто, кроме Пита, разумеется, не знал, а потому спокойно курить я мог лишь длинными ночами, когда при мерцающем огне свечи позволял перечитать пару-тройку писем или записей в дневнике, которые за годы почти знал наизусть. Всей душой я желал увидеть своего безумного товарища, но в то же время боялся этой встречи по той причине, что Пит пригрозил вычеркнуть меня из списка своих друзей, если я не избавлюсь от табачной зависимости. На словах это гораздо легче сделать, чем на самом деле.

Раз за разом я перечитывал дневник Пита. Так вот что он имел ввиду, когда сказал, что превратил жизнь в открытую книгу, которую вручает мне? Возможность побыть в чьей-то шкуре, прожить чью-то жизнь или же понять кого-то всегда искушает человека. Дневник Пита охватил самые тяжелые периоды его детства. Отчасти это помогло мне понять, как он стал тем, кем стал.

Как я понял из написанного, Пит родом из Денвера, как и его младший брат Роберт. Как и все дети, они учились в самой неприметной школе города, но было то, что выделяло их среди остальных детей. Нет никакого сомнения, что речь идёт о родителях. Пожалуй, это отчасти от них он унаследствовал взгляды на мир. Их семья берёт свой начало именно из этого города, и лишь некоторые родственники в поисках лучшей жизни обустроились в иных городах Америки. Мистер Бёрн, дальнейший опекун братьев, был не кем иным, как родным и старшим братом отца Пита, правда, намного лицемернее. Часть этих черт характера он получил в силу профессии юриста, основой которой является принцип «либо ты, либо тебя».

Лучшими друзьями Пита, по