Королева нефритов - Икста Майя Мюррей

— Я точно знаю, что это была она, — проворчала я. — Усики на губе! Боже мой, не могу поверить, что я так купилась. Горб! Она научилась маскировке у своего отца. Мне достаточно было прислушаться к этому фальшивому хрипению, чтобы понять, что происходит: когда мы были детьми, она любила запугивать меня до потери пульса такими вот дьявольскими голосами. Забрала сумку и теперь едет туда! Она забрала с собой все наши карты!

— И дневник вашей матери.

— И дневник. — Я промчалась через большую лужу. — Иоланда считает, что может найти камень, значит, она едет на север. Ничего другого мне на ум не приходит, так что и мы должны туда ехать.

«Карретера аль Атлантико» в переводе означает «Атлантическое шоссе». Оно ответвляется от шоссе Дружбы, идет на север через бассейн реки Мотагуа вплоть до городка под названием Эль-Ранчо и реки Хондо, где соединяется с другим шоссе, ведущим в Петен и Флорес. Мы ехали уже более четырех часов, меняя друг друга за рулем, чтобы немного поспать. Джип мчался вперед, разбрызгивая темную воду, в которой плавали сломанные ветви деревьев и кучи мусора — все, что ураган свалил на дно долины. Свет наших фар озарял темные контуры деревьев, а когда порыв ветра неожиданно разгонял тучи, струи дождя в свете звезд казались похожими на цехины, а горы окрашивались в серебристо-бронзовый цвет. Вся дорога была покрыта толстым слоем жидкой грязи, там и сям попадались глубокие ямы, заполненные дождевой водой и все той же грязью. Несмотря на ужасные условия, нам периодически встречались другие машины, правда, в основном это были армейские грузовики защитного цвета. Из выпусков новостей мы уже знали: военные спешат из столицы в район Петена, чтобы навести там армейский порядок, а также доставить эвакуированным пищу и строительные материалы для временного жилья.

Прищурившись, я посмотрела вперед, но нигде не было видно ни следа проклятой Иоланды. Чтобы ускорить погоню, я надавила на газ, но, как оказалось, это была не слишком удачная идея: машину резко встряхнуло. Задрожав, джип соскользнул куда-то влево. Мы с Эриком судорожно задергались на сиденьях, свет его фонарика ударил мне прямо в глаза. Закашлявшись, я вновь вывела машину на правую полосу.

— Черт! — сказала я. — Дико извиняюсь.

Нагнувшись, он поднял с пола ручку, упавшую к его ногам.

— Я же говорил, вы нас угробите.

— Что вы там пишете?

— Решил поразмыслить над тем, о чем мы говорили вчера.

— Что?

— Я… я сейчас работаю над стелой.

— Над стелой?

— Прикидываю, может ли она быть зашифрована — ну, как вы сказали. Это очень интересная мысль, и я как раз думаю, что, возможно, вы и правы. А если это настоящий шифр? Не бессмыслица, не обои — просто шифр.

Мне пришлось перевести взгляд на дорогу.

— Это только предположение. Думаю, сейчас у нас есть вещи поважнее. Вроде этой… скоростной гонки.

— Нет, послушайте, я ведь вам уже говорил: пусть пока нет свидетельств тому, что майя когда-либо использовали шифры, но что, если они все-таки пользовались ими? Стела читается так странно, а если надпись закодирована? Может, эту надпись могли прочесть только избранные? Пока я ехал, то пытался придумать такую формулу, которая могла бы здесь сработать, но, пожалуй, нужен компьютер — и, вероятно, годы работы, а не просто перо и бумага. У меня нет точки отсчета, я даже не знаю, с чего начать. Единственные шифры, которые приходят мне на память, — европейские и ближневосточные. Просто ради интереса я попробовал применить перестановочный шифр Юлия Цезаря, который тот использовал во время Галльской войны — он там пять раз сдвигал каждую букву. Еще я пробовал групповые коды, более сложную версию того же шифра, вспомнил даже древнюю римскую практику, когда шифров вообще не использовали, а писали письма на бритых головах слуг. Когда волосы отрастали, те переходили через вражескую территорию к своему генералу или царю и снова брили головы, чтобы можно было прочесть запись. Если бы это могло помочь, я бы тотчас обрил себе голову. Когда вы это сказали, в мозгу у меня словно зажегся свет — и сразу же погас.

Джип опять скользнул влево, покрышки царапнули по краю глубокой ямы. Снова приняв вправо, я попыталась ехать не слишком быстро, с радостью отметив, что звезды начали бледнеть, а небо в преддверии рассвета слегка посерело.

— Возможно, это подстановочный код, — увлеченно рассуждал Эрик, который даже не заметил, что мы едва не свалились в канаву. — А может, шифр, которым пользовались в древней Спарте. Вы пишете текст на листке бумаги, который нужно сложить особым образом (у спартанцев послание обертывали вокруг особого жезла специфической формы) — без этого получается полная чепуха. Возможно, текст нужно переписать на бумагу какого-то определенного размера или вокруг чего-то обернуть. А может, это все-таки перестановочный код — только не такой, как у римлян.

— А что это все-таки такое? — спросила я, не особенно вдаваясь в смысл его слов. — Это когда слова пишут полностью, а затем переставляют буквы?

— Да. Вы переставляете их в определенной цифровой последовательности. Так поступали римляне, да и греки тоже. Собственно, так делали во всем древнем мире — в общем, если у вас есть, ну, не знаю… цифры 6,1,5,2,4,3,7 и буквы А, П, Р, Р, З, И, К — получается «Призрак».

— Я не слишком сильна в математике, — рассеянно призналась я.

— …Я испробовал несколько вариантов этого шифра — ничего не вышло. Тогда попробовал одну версию группового кода, разработанную в шестнадцатом веке Блезом де Виженером. Он передвигал буквы в заранее определенном случайном порядке, причем весь трюк заключался в том, что вам вообще не нужно было помнить этот порядок. Нужно было просто запомнить слово. Скажем, если вы сдвигаете первую букву на одиннадцать позиций, вторую — на девять, следующую — на семнадцать, четвертую — вообще на двадцать восемь, вам вовсе не нужно было это запоминать. Вы просто должны были помнить слово «лисы», так как именно в это слово трансформируется «аааа».

— Думаю, вы немного забегаете вперед, — сказала я. — Вы применяете к дохристианскому тексту принципы криптографии шестнадцатого века.

— Просто не могу придумать ничего другого. Это вроде того, что Тапиа записал в своем дневнике после того, как впервые увидел панели: «Данный текст не имеет ни рифмы, ни значения, которые я мог бы уловить; возможно, книгу не в силах прочесть никто из ныне живущих, а лишь те, кто уже давно на том свете и теперь заняты в аду своими мрачными переводами».

— Не слишком оптимистично, — заметила я, но уже в следующий миг вообще перестала обращать внимание на его слова.

Ибо разглядела впереди, за стеной дождя, мерцающий огонек. Через некоторое время я увидела, как он разделился на два дрожащих пятна.

Это были габаритные огни чьей-то машины.