Тео. Теодор. Мистер Нотт - Hashirama Senju

Впрочем, это было вопросом в свою очередь. Согласится ли декан Райвенкло на такое участие.

— Занятные факты вы озвучиваете, мистер Лестрейндж. Или, я полагаю, вас вновь можно называть генеральный инспектор?

— Нет-нет, мистер Нотт. Сейчас я не планирую возвращаться к делам Хогвартса. Однако же, это послание заставило меня пересмотреть мои планы и прибыть сюда для беседы с вами. Что это, мистер Нотт?

Он передал ему мятый лист бумаги и вновь сложил руки на груди. Теодор развернул его и вчитался в написанные… нет, напечатанные опять совершенно немагическим образом, как тексты Уингера, на маггловской печатной машинке пункты.

«1. Недостаточная репрезентативность всех страт магического общества;

2. Избыточное доминирование отдельной страты («чистокровных» магов);

3. Недостаточная половая репрезентативность в органах власти;

4. Смешение ветвей власти: исполнительная, судебная и законодательная власть должны быть разделены;

5. Несменяемость выборных делегатов;

6. Избыточный контроль отдельной расы над финансовым сектором (инвестиции в иные продукты);

7. …»

Пункты продолжались до пятнадцатого, которым значилось «недостаточная верность присяге со стороны руководства сообщества». Чем дальше Теодор читал этот текст, тем выше был градус его удивления. Уже на третьем пункте он догадался, что это были те самые тезисы магглов, ответить на которые потребовал от него Кингсли, посулив деньги, но видеть это перечисление было так абсурдно, что Нотт аж улыбнулся.

— Что это за бред? — спросил он у Лестрейнджа. — Где вы это нашли?

— Это письмо было направлено в ваш адрес из Плимута. Лесной филин заводчика Орландо Бёрдингсона с номером на лапе триста четырнадцать дефис си, постоянно проживающий на его ферме в Ноттингеме, который относил в Плимут «Ежедневный пророк» для мистера Фишера, полукровки. Мистер Фишер числится в розыске за неповиновение аврорату при облаве на оборотней два года назад. Не находите странным?

— Честно говоря, не нахожу, — пожал плечами Теодор. — Мало ли птиц берёт в обратный путь письма? Выглядит так, будто бы это ещё один идиотский отзыв на мою статью в «Придире».

— Жаль, что этот журнал перестал выпускаться. Обидно, правда, мистер Нотт?

Улыбка Лестрейнджа была ядовитой, а взгляд — ледяным. Нотту стало не по себе.

— Обидно, — признал Теодор. — Мистер Лавгуд не заслуживает такой участи.

— Какой? Он сидит дома и ухаживает за своим садом, зная, что пока он молчит и сообщает обо всех незнакомцах, его дочь в безопасности в школе Чародейства и Волшебства. Но стоит ему хоть раз ошибиться…

Красноречивое молчание Лестрейнджа обернулось для Теодора неприятным, вязким, липким чувством, словно это он предал Лавгудов, которые сделали для его целей в этом учебном году больше, чем многие другие. Мысленно он пообещал себе, что разберётся с надсмотрщиком в замке, как только придёт время.

— Но ваши слова звучат логично, — продолжил Лестрейндж и резким движением поднялся со своего места. — Идиотические рекомендации в виде отзыва. Надеюсь, вы не станете их развивать в ещё одну, ха-ха, провокационную записку. Северус, можешь отпускать своего студента.

— Это… это всё? — удивился Теодор.

— У вас есть что ещё обсудить? — нахмурился Лестрейндж.

Семнадцатилетний юноша почёл за лучшее отрицательно покачать головой и быстрым шагом удалиться вниз по самодвижущейся лестнице и коридорам — прочь от кабинета директора и заколдованных портретов в нём.

Лестрейндж и не заметил, как листок с непонятным посланием так и остался в руках у Нотта.

Глава 135

Январь девяносто восьмого, начавшийся со взрыва в Атриуме Министерства Магии, продолжился ещё более взрывными новостями. Случившийся первого января взрыв, Тео не знал наверняка, но догадывался, породил некие критические перестановки внутри баланса сил окружения Тёмного лорда. Такие, что четвёртого января, в воскресенье накануне очередного понедельника — первого учебного дня в Хогвартсе, к которому как раз должны были прибыть поездом все студенты, отлучавшиеся к своим семьям, — лорду Высокого Визенгамота Теодору Нотту и одновременно директору Хогвартса, обладающему представительным правом в Низком Визенгамоте Северусу Снейпу прилетели одинаковые серые министерские совы с одинаковыми конвертами, привязанными к лапам.

«Уважаемый лорд Визенгамота!

В связи с решением Министра Магии Пия Тикнесса с третьего января тысяча девятьсот девяносто восьмого года Визенгамот Магической Британии распущен. Все привилегии членов Визенгамота более не распространяются ни на одного жителя Магической Британии. Все полномочия Визенгамота переданы Министру Магии Пию Тикнессу и назначенным им уполномоченным лицам.

Обращаем ваше внимание, что согласно решению Уполномоченного по управлению Магической Британией Трента Эйвери всем жителям необходимо пройти процедуру идентификации и подтвердить статус крови в части права владеть волшебной палочкой начиная с первого февраля сего года, уведомление будет направленно отдельно.

Искренне ваш,

помощник руководителя аппарата Министра Магии

Персиваль И. Уизли».

Это могло означать что угодно, но правда у этого была одна. Свернув свиток, Теодор поймал себя на мысли, что иначе и не могло быть — самовлюблённый Яксли пытался соблюсти процедуры и человеческое лицо, но Тёмный лорд не был человеком. Он был личем, и в его посмертии было очень мало человеческого.

— Что случилось, Тео? — обратилась к нему сидящая напротив Дафна Гринграсс. Она блистала своей расцветшей красотой, объективно являвшись наиболее красивой ведьмой на их курсе, но Теодору не было до этого дела. К большой обиде мисс Гринграсс. «Все младшие курсы вилась то за одним, то за другим», — со злорадством подумал Нотт. — «Вот, к чему приводит отцовская расточительность».

Впрочем, Дирка Гринграсса можно было бы понять. У него было две дочери и кресло лорда, что отошло бы его брату и племянникам, нужно было успеть пожать плоды. «Теперь у него нет ни целомудренной дочери, ни кресла в Визенгамоте», — подумалось Нотту.

— Пришло письмо из Визенгамота, Дафна, — нейтрально ответил Тео, отпив сок. Апельсиновый. После смерти (исчезновения, как это было официально представлено) Кэрроу рацион студентов улучшился. «Надолго ли», — вновь отвлечённо задумался Нотт.

— Судя по твоему виду, неприятное, — хмыкнула девушка. Компанию за завтраком в воскресенье, последний день каникул, им составляли лишь помятые шестикурсники. Помфри не ела вовсе, блистая зеленоватым видом, а Брэкс выглядел так, будто всю ночь лицом елозил по ворсистому ковру — оно было похоже на синяк. В крапинку.

Единственным, кто выглядел пристойно из их компании, был Тафт, утончённый и молчаливый, и он-то как раз подслушивал их с Дафной речь.

— Ну, — покосился на шестикурсника Нотт, — лучше, чем помолвка Флинта по, кхм, «залёту».

Снейп ли, слышавший слова Лестрейджа, постарался, или произошло что-то ещё, но накануне студенты праздновали (вернее, Флинт прощался с молодостью, заливаясь огневиски и маггловским пойлом) семнадцатилетие Гарольда и его помолвку с