Черные дни в Авиньоне - Светлана Цыпкина

За спиной послышался легкий шорох. Ангел обернулся: маленькая черная тень пронеслась по полу и скрылась в темном углу. За ней еще одна, и еще… Но в монастыре с самого начала эпидемии самым тщательным образом заделали все щели в стенах и перекрытиях, каждую келью подмели и вымыли с уксусом — все для того, чтобы надежно избавить обитель от крыс. Их и не было — до сегодняшнего вечера.

Новая тревога окончательно развеяла прежние страхи. Обошлось, не покарали — ну и славно. Азирафель медленно огладил мех, зная, что сейчас вино внутри него светится закатным солнцем — это входит в каждую каплю напитка Любовь, та самая, что поддерживала силы Оккама. От чумы она не защитит и болезнь не излечит, но, если можешь что-то сделать — делай, а не сокрушайся, что деяние ничтожно. Смертный своим примером преподал ему хороший урок.

Глава 13. «Я был прав!»

После ухода ангела в келье наступила тишина, если не считать бархатного шелеста и звяканья золотых украшений, когда Кроули менял местами ноги на скамье или ерзал на стуле.

Вильгельм сидел неподвижно, время от времени глухо покашливая.

Человек и демон, не скрываясь, разглядывали друг друга.

Кроули раздраженно вздохнул, и по бокам его головы выросли длинные рога, круто загнутые назад.

— Такие устроят? — буркнул он.

— Превосходные рога, могучие и острые. Вы намерены с кем-то бодаться?

— Я намерен выглядеть, как чёрт! Каждый смертный, стоит ему узнать, кто я, тут же спрашивает про рога! Скажете, вас это не интересует?!

Вильгельм улыбнулся.

— Представьте себе, нет. Вот ваши змеиные глаза — это действительно любопытно. Вы ни разу не моргнули, с тех пор как попали сюда.

Кроули пожал плечами. Моргнул. Рога медленно втянулись обратно.

— Могу полностью в змею превратиться… Между прочим, я тот самый змей, который подсунул яблоко Еве.

— Я бы сейчас тоже не отказался от яблока, — Вильгельм плотнее закутался в плащ. — Самого обычного, не с древа познания. У вас такого не найдется, случайно?

Кроули небрежно щелкнул пальцами. На столе появилось яблоко — большое, крутобокое, глянцевито-красное. Вильгельм взял его, рассмотрел со всех сторон, осторожно понюхал.

— Какой дивный аромат…

Он уже приоткрыл рот, чтобы откусить кусок, но Кроули спросил:

— Что, даже не перекрестите его?

— Если от святого креста оно рассыплется в прах, я лишусь яблока. Не за тем я его просил.

Послышался громкий сочный хруст.

— А вдруг оно кислое? Или червивое? Или гнилое?

Вильгельм быстро и аккуратно доел творение Кроули и только потом ответил:

— Прекрасный плод, сладкий, свежий и здоровый. Благодарю вас.

— Послушайте, вы! — Кроули опять взлетел на лавку. — Вы, что, святой?! Архангел Гавриил во плоти?! Или просто бесстрашный глупец?! Я же дьявол — настоящий, из преисподней! Беспощадное Зло! Губитель душ! Ой…

В запальчивости он не смотрел под ноги, оступился на узком сиденье и чуть не свалился с лавки.

— Осторожнее, — Вильгельм как ни в чем не бывало потянулся к кружке и допил ее содержимое. — Я не святой, не архангел, и, смею утверждать, не глупец. А с дьяволом мне уже приходилось общаться. Правда, не в этом монастыре.

— И чем все кончилось? — недоверчиво спросил Кроули, восстанавливая равновесие.

— Пожаром.

— Да, это по-нашему, — демон важно кивнул. — Не бойтесь, этот монастырь я жечь не собираюсь. Пока, во всяком случае.

— В высшей степени милосердное намерение.

— Я не милосердный! — завопил Кроули, спрыгнул на пол и метнулся к Вильгельму. Тот подался назад в кресле, но демон не тронул его: пробежав несколько шагов, плюхнулся на стол, который оказался ближе скамьи и стула.

— Где только Азирафель вас таких находит, — проскулил он, подтягивая под себя ноги. — Архимед, Сократ, Диоген… И каждый считает своим долгом сказать мне подобную гадость!

Вильгельм с тяжелым вздохом встал, подошел к подоконнику, заваленному книгами, и вернулся оттуда с пачкой пергаментов, исписанных с обеих сторон. Взяв один лист, бросил его на пол у самого стола. В шаге от него — другой, третий, пока не получилась дорожка до стула.

— Это записки некроманта о видах надругательств над мертвыми телами. Мерзость сочинения убережет ваши ступни так же, как если б ангел пронес вас по воздуху.

Кроули опасливо коснулся носком листа, встал на одну ногу, на обе и, балансируя, будто на шатком мосту, вернулся на прежнее место.

— Между прочим, настоятель вашего монастыря подумывает о том, чтобы перебраться в Рим, — подчеркнуто равнодушно сообщил он. — Есть возможность заполучить его место. А еще несколько кардиналов скончались…

Вильгельм приподнял брови.

— Вы что же, пытаетесь меня искусить?

— Ну, пытаюсь… Яблоко-то вы уже того… хоть и не Ева.

Демону ужасно хотелось выпить, он все чаще поглядывал на дверь, гадая, что могло задержать Азирафеля, а потому не сразу услышал тихий смех человека.

На бледном лице сильнее проступили алые пятна, озноб, похоже, усилился, но старик все равно смеялся — искренне, свободно, мешая добродушие с горечью, пока новый приступ кашля не оборвал его.

— Прошу меня извинить, — сказал он, когда приступ утих. — Всякий христианин как о высшем благе мечтает о встрече с божьим ангелом, и сильнее смерти страшится увидеть сатану. И вот я встретил первого, сижу наедине со вторым… И все оказалось не так, как предполагали и описывали ученые мужи и святые!

За дверью послышались легкие шаги, и вошел Азирафель с двумя большими кружками и объемистым бурдюком.

— А как же все оказалось? — поинтересовался он, расставляя кружки на столе. — О, тебе тут уже дорожка проложена? Тогда подсаживайся.

— Видите ли, — начал объяснять Вильгельм, — считается, что в присутствии сверхъестественных существ простому смертному полагается дрожать: в одном случае — от благоговейного восторга, а в другом — от ужаса и отвращения. Но, оказывается, в обществе безусловного ангела и несомненного чёрта возможно не благоговеть и не трястись от страха. Нет-нет, господин Кроули, вы вполне способны ввергнуть любого в пучину нестерпимого ужаса и чудовищных страданий, и я бесконечно счастлив, что прямо сейчас вы больше расположены к вину, нежели к расправе.

Азирафель от души наслаждался, наблюдая за реакцией Кроули на эти слова. У того совсем не было опыта общения с парадоксальным францисканцем, и даже изощренная демоническая проницательность слабо помогала: Кроули сначала приосанился, потом задумался, насторожился, смутился и, наконец, неуверенно усмехнулся:

— До сих пор жалею, что тот монах, — Фома, кажется? — успел улизнуть, — он пристроился за столом так, чтобы ступни надежно помещались в середине листа некромантской рукописи.

Ангел подвинул к себе кружку Вильгельма,