Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий

на открытое место, ветер со страшной силой ударил в парус. Лодку подбросило, как сухую щепку, и вдруг я почувствовал, что мы летим куда-то вниз, будто проваливаемся в бездну. Ледяная — вода окатила нас с ног до головы. В ужасе я ухватился за доски: «Тонем!»

Но тут нас подбросило вверх, и мы вылетели на гребень волны.

— Держись, Лексеич! — как ни в чем не бывало крикнул Иван Галактионович.

Я оглянулся. Весь мокрый, отфыркиваясь, он сидел на корме и, поддев руку под канат, как клещами вцепился в кормовое весло.

Мы опять полетели вниз. Я замер от страха: позади нас поднималась новая водяная гора. Не успел я вскрикнуть, как лодку снова окатило водой.

Должно быть, вид у меня был далеко не геройский. Иван Галактионович взглянул на меня и расхохотался:

— Что ж ты глаза-то выпучил? Ай помираешь?

Этот оклик меня сразу ободрил. «А может, и вправду не так уж опасно?» — подумал я и решил больше не оглядываться, чтобы не видеть, как нас накрывает волной.

Теперь я понял, что лодку действительно сразу залило бы волнами, если бы она не была битком набита сухим лесом. Только бы не развязался канат и волны не разбросали наши доски, — тогда конец. Вот когда я оценил сноровку моего товарища, искусство, с каким все было уложено и увязано.

Я не вытерпел и опять оглянулся на Ивана Галактионовича.

Он ободряюще подмигнул мне:

— Жив? Не тревожься, доплывем.

И вдруг, глядя на него, я почувствовал, что мне уже вовсе не страшно, даже весело. С таким не утонешь!

Наш дом быстро приближался. Ветер стал заметно стихать. А когда мы завернули за ближайший к дому остров, тут уж было совсем тихо. Парус безжизненно повис; пришлось браться за весла.

На берегу нас встретила Наташа. Глядя на ваши мокрые, скрюченные от холода фигуры, она рассмеялась:

— Прямо как мокрые куры! Идите скорее греться.

— Ты нам схлопочи внутреннего согревающего, — отозвался Иван Галактионович. — Нужно Лексеича с водяным крещением поздравить, а то он наше море за лужу все почитает. Так, что ли?

Я молчал. Теперь, на берегу, мне было стыдно своего малодушия.

Когда мы уже подходили к дому, Иван Галактионович неожиданно потрепал меня по плечу:

— А ты все-таки ничего, мужик подходящий!

Я удивленно поглядел на него: что он, опять смеется?

Он действительно улыбался.

— Знаешь, Лексеич, о прошлом годе тоже тут один приезжал. Ну, тот похрабрее тебя… Я, говорит, сам на море вырос, привычный, значит. Вот мы с ним и попали разок в такую же погодку. Как закружило нас, ну беда! А он-то, соколик мои, чуть не в слезы. Что тут делать? Нужно и править, чтобы не опрокинуло, и воду из лодки вычерпывать да еще его утешать. И впрямь чуть не утонули. Потом уж он от меня дня три все прятался — стыдно, значит. А ты ничего, подходящий. Только глаза малость выпучил, знаешь, как у рака. — И Иван Галактионович опять добродушно рассмеялся.

Первые гагачата

На следующий день, как только с отливом вода ушла из заливчика, мы забрались в топкую грязь, заколотили в дно длинные сваи и прибили к ним поперечные брусья.

Все хлопотали не покладая рук. Но, по правде говоря, всю наиболее ответственную часть работы делали двое: Иван Галактионович и Николай. Они-то, собственно, и были настоящими строителями, а мы — только подсобной рабочей силой.

Наконец деревянный остов вольеры был готов. Но в это время начался прилив, и вода стала заполнять заливчик. Пришлось обшивку вольеры проволочной сеткой отложить до следующего дня.

Очень довольные тем, что до прилива успели сделать всю основную работу, мы вернулись домой. Пообедали, и каждый занялся своей повседневной работой.

Мы с Николаем отправились на соседний остров осматривать гагачьи и чаечьи гнезда.

Проплывая мимо небольшой луды, я заметил, что среди торчащих из воды серых камней копошились какие-то черные точки. Я указал на них Николаю. Он взглянул в бинокль и сейчас же передал его мне:

— Поглядите-ка!

Я навел бинокль на копошащиеся точки — это были крошечные, вероятно только еще недавно вылупившиеся, гагачата. Целый выводок, штук пять. Тут же возле них плавала их мать. Я ее сразу и не разглядел — она держалась возле камней и была почти незаметна на их сером фоне. Зато темных подвижных гагачат заметить было вовсе нетрудно. Они так и носились по воде и, кажется, что-то склевывали с полузатопленных камней.

— Вот вам и первый гагачий выводок, — весело сказал Николай. — Теперь не сегодня-завтра и у нас в инкубаторе начнут вылупливаться.

— Давайте подплывем поближе, посмотрим на них, — попросил я.

Но едва мы приблизились настолько, что гагачат можно было хорошо разглядеть простым глазом, как мать-гага уже забеспокоилась. Она насторожилась, высоко подняла голову, потом быстро поплыла вдоль берега меж камней, уводя за собой весь выводок.

Мы нажали на весла и поплыли наперерез. Гага сейчас же взлетела, но, отлетев немного, вновь опустилась на море. Гагачата удирали от нас вплавь. Они плыли, пригнувшись к воде и вытянув вперед свои длинные шеи. Стараясь грести быстрее, я нечаянно стукнул веслом о борт. В тот же миг все пять гагачат исчезли под водой. Прошло не меньше двух минут, прежде чем они вновь показались на поверхности, уже далеко впереди нас.

Мы остановились и не стали их больше преследовать. Долго еще мелькали среди торчащих из воды серых камней удаляющиеся темные точки. Я глядел на них и думал. «Ведь этим малышам от роду, наверно, не больше трех — четырех дней, а как здорово они ныряют и с какой ловкостью уже умеют удирать от опасности! Интересно понаблюдать за гагачатами, которые выведутся у нас в инкубаторе. Будут ли они такими же осторожными или нет? Придется ли их приручать или с самого дня рождения они уже будут ручными?»

Я спросил, как думает об этом Николай.

— Да как вам сказать… Гагачат я никогда не выращивал, а по примеру других птиц думаю, что возни будет немало.

Когда мы вернулись домой, нас ждало огорчение. Наташа сейчас же повела нас к заливчику: в нем, как корабль, плавала наша вольера. Значит, мы недостаточно прочно укрепили сваи, и вода подняла всю постройку.

Наши питомцы

Рая разбудила всех ни свет ни заря.

— Скорей, скорей, идемте ко мне! Да не копайтесь же вы так долго! — торопила она, пока мы наскоро одевались.

Мы